– Мыши!
Мыши уходили. Не мог сообразить – от войны или наоборот. А наоборот, значит, шли на войну.
Все-таки нехорошо это – столько мышей видеть. Даже не во сне, наяву.
Орел
В истребительный батальон записали двести пятьдесят человек. Большинство бойцов – рабочие Людиновского локомобильного и Сукремльского чугунолитейного заводов. Оружия – два пистолета: у оперуполномоченного НКВД командира Золотухина и у секретаря райкома Суровцева.
Из двухсот пятидесяти отобрали сорок – в партизаны.
Фронт по Десне, по Болве совсем близко, но держится. В эти считаные дни советской жизни Золотухин подготовлял к тайной войне старых и малых, закладывал схроны продовольствия.
– Соображай, Василий Иванович, соображай! – приказывал себе начальник партизанского отряда. Ошибиться в одном человеке – всю организацию на виселицу отправить. Просматривал списки сексотов. Стукачи – племя подлое. Первыми побегут в гестапо.
Поставил на схроны двух рабочих. Александр Николаевич Трунов партиец, но выдвиженцев и говорунов на дух не терпит. Работает хорошо, семья у него хорошая, спокойный, знающий себе цену человек.
Для Герасима Семеновича Зайцева Людиновские леса – дом родной. Опять-таки семьянин, а вот биография с пятном. В Первую мировую был в плену. Два года работал на хозяина Фрица. По-немецки умеет. Трудиться научен аккуратно, совестливо.
Трунов и с виду – рабочий человек.
Зайцев носит рабочую кепку с широким козырьком, усы у него, как у заводского питерца, но в лице, в глубоко посаженных глазах крестьянская хитреца. В деревне, в Думлово, у него свой дом. С женой живут в любви, дочку растят, Лизоньку.
Тайники Трунов и Зайцев закладывали за рекой Птиченкой. Леса истинно Брынские.
Доставляли провизию к схронам со всею секретностью. Землю копали не ленясь, маскировали так, чтоб и опытный глаз не увидел перелопаченного дерна. Таиться было от кого. Свои – невелика опасность. Деревню стороной можно обойти, затемно. Но по лесам бродили дезертиры, красноармейцы разбитых частей, немецкие разведчики, немецкие диверсанты из наших солдат, завербованных в концлагерях, покупающих предательством жизнь, а глядишь, и будущие поместья.
Мужичков Золотухин нашел стоящих: ни единого схрона не было разграблено. О своих сорока героях тоже позаботился.
Через Суровцева договорился со штабом дивизии подготовить партизанский отряд к боевым действиям. Под пулями над головой смелые тоже ищут скорейшего спасения, а скорейшее в бою – смерть.
Командование 218-й стрелковой дивизии, державшей оборону по Десне, выдвинуло партизанский отряд людиновских рабочих на передовую. Быть частицей дивизии – лучшее лекарство от смертельного страха. А тут еще винтовки дали, пострелять разрешили. По немцам! Праздничным получился день крещения огнем.
Вечером заместителя начальника партизанской разведки Короткова вызвали в штаб. Вернулся с боевым заданием: переправиться через Десну, добыть сведения о немецких тылах, есть ли у немцев резервы для наступления.
Первое дело, и сразу такое суровое: ошибешься – поставишь под удар целую дивизию.
По тылам врага ходить смелого сердца мало, тут нужны дар терпения и счастья. Добудешь «языка», обманешь караулы, а «языку» этому сказать нечего.
Перебрался Коротков со своими ребятами через Десну. Дожидаясь ночи, неподалеку от села залегли.
Видят – идет полем человек. Мужик, а рубаха до колен, волосы бабьи, по плечам, по груди. Чего-то бормочет, поет, но негромко и вроде по-церковному.
Взяли, привели в убежище разведчиков, в заросли ракитника.
– Допросить! – распорядился Коротков.
А странный мужик – вопросы мимо ушей, лег на живот, ромашки гладит, поет. И впрямь церковное:
Я сам к Тебе, Матушка, буду,
Я сам Тебя, Деву, споведую,
Я сам Тебя, Деву, причащу.
Я сам Твою душеньку выну,
Я сам Твои мощи привпокою.
Спишу я Твой лик на икону.
– Сектант, сумасшедший! – решили разведчики.
Отпустили. Покружил-покружил болезный по полю, поласкал цветы и в село ушел.
А через несколько минут с колокольни по ракитовым кустам, срубая деревца, ударили пулеметы. Земля-матушка от смерти спасла наивное воинство.
– Ведь это разведчик ихний был! – Коротков кулаком по лбу себя стучал. – «Язык» сам пришел, а мы ему расположение свое показали и отпустили с миром.
Ложбиной ушли к реке, под защиту высокого берега.
– Хороший урок получили! – не мог успокоиться Коротков. – Ладно хоть бесплатный. Никого не потеряли.
Первый блин комом, а второй удался.
Вернулись разведчики, собрав нужные сведения, где и что у немцев, «языка» приволокли языкастого.
Командир дивизии обратился к Суровцеву, к Золотухину с просьбой: отдать партизанских разведчиков армии, но в отряде лишних бойцов не было.
Возвратившись из командировки на передовую, Золотухин сказал Алеше Шумавцову:
– Я жалел, что тебя не было на Десне. Мы все храбрые, только храбрость моя теперь с глазами. Война – учитель жестокий, но она учит оставаться живым.
Положил руку на плечо своего тайного солдата:
– Вот что, парень! На немца в одиночку ходить – все равно что на стаю волков. Собирай группу. Не по приятельству, а таких, чтоб не дрогнули.
– Скоро придут? – У Алеши сердце заныло. – Отец последний эшелон формирует.
– Прости ты нас, но для тайной войны Алексей Шумавцов очень нужный человек.
– Футболистов своих возьму! Уж они-то умеют биться. Толю Апатьева. Его, правда, хулиганом зовут…
– Хулиганство, драчливость – это для прошлой жизни. Когда сражаешься за Родину – ты сын Родины, дочь Родины.
Алеша не решился посмотреть в лицо учителю. Неужели не боится немцев? Картина нарисовалась: на площади танки с крестами, на улицах вместо женщин и детей марширующие солдаты. У зданий часовые. На крышах флаги со свастикой.
Лицо Василия Ивановича простецкое, но это игра в простака.
– У Брянского фронта всего две дивизии. Володя Коротков с нашими разведчиками в немецком тылу обнаружил сосредоточение войск. Немцам не Людиново нужно – Москва. Мы у войны на пути. На разгром СССР Гитлер шесть недель отпустил своим генералам. Не учел: с русскими мужиками воевать придется, с русскими бабами, с такими хлопцами, как ты. Слушай самый главный и самый секретный совет: терпением запасайся. Вся война еще впереди.
Алеша посмотрел-таки на Василия Ивановича: до того усталый человек, улыбнуться сил не имеет. Однако плечи развернул, сел, как начальники сидят.
– Ты будешь у нас Орел. Это имя твое. Боевое.
