– Не ври! – поморщился Дмитрий.
– Не пала, так падет. Может, завтра, может, послезавтра.
Дмитрий отрезал кусок окорока, положил на тарелку гостя.
– Александр Петрович, где ты видел в Людинове Зусмановичей?.. Ты, я знаю, русских пострелял. Как раз мужиков.
В ответ – храп. Кожа на лице Двоенко нехорошая… Пьяница.
А пьяница, оказывается, смотрел на Дмитрия, пристально, по-змеиному.
– Закусывай, Александр Петрович!
Двоенко вскочил на ноги.
– Партизанами закушу! – Пошел к двери, сгреб куртку, сунул руки в рукава. Вывалился в сени.
Дмитрий вышел проводить начальство. Полицаи подхватили Двоенко под руки. Увели.
Дмитрий заглянул в сарай, позвал Алексея. Алексею семнадцать, а видом – мужик.
– Наливай, выпьем! – Нарезал окорока, колбасы.
– А чего ты в полицию не хочешь? – спросил Алексей. – Разжиться можно.
– Разжиться? Гоняясь за партизанами?
Выпили.
– Говорили – коньяк клопами воняет. А ведь вкусно! – удивился Алексей.
– Дорогое питье.
Братец зарумянился, глаза заблестели.
– Мить, знаешь, чего я хочу?
– Бабу.
Алексей даже побагровел от стыда; бабу он и впрямь хотел.
– Я про хорошее. Я мельницу хочу. Я любил нашу мельницу. Она мне снится. Одно и то же снится. Вода течет, правда, очень мутная, а я будто бабочка. Летаю, летаю… И мне в этом сне не хочется быть бабочкой. Я хочу быть рыбкой.
– Золотой?
– Нет, Митя! Серебряной.
Поели окорока, поели колбасы. Выпили.
– Девку я тебе предоставлю, хоть завтра. Приходи на биржу. А вот мельницу?.. К Бенкендорфу давай сходим. За милые глаза не дадут, но службу оценят!
Пришла мать с подойником.
– Наталья Васильевна, Алексей свет Иванович собирается мельницу ставить. Ты как? Согласна жить на мельнице?
Молчала.
– Ма-ам! – окликнул Алексей.
– Мельницу захотели? Вам, добрые молодцы, ноги придется уносить.
Алексей поглядел на брата. Дмитрий разлил остатки коньяка.
– За тебя, мама! За твое здоровье!
Безвременье
Партизанский отряд стоял в Думлове.
На завтрак – мятая картошка, чай со сгущенным молоком, вместо хлеба – блины. Василий Иванович Золотухин просматривал секретные документы. А секретного: немецкие приказы, снятые со столбов в Людинове Посылкиным.
Запрещено на улице держать руки в карманах. За это расстрел.
И еще секрет: Москва взята победоносными немецкими войсками. Война заканчивается. Впереди вечный мир.
Василий Иванович кулаком по столу хватил. Кому, кому пришла наитайнейшая мысль – забрать у населения все радиоприемники? Где Сталин? Что с Москвой? На каких рубежах линия обороны?
Настроение в отряде гнетущее. Никому не нужны. Центр молчит, связь с армией однобокая: Герасим Семенович Зайцев повел третью группу окруженцев. Две уже переправил за линию фронта. Пополнил Красную армию тремя тысячами бойцов. Но не до партизан командармам, комдивам и даже особым отделам штабов.
Про Москву, скорее всего, немцы брешут. Непохоже, чтоб взяли.
И вдруг Василий Иванович сделал открытие: народу, когда народ в плену, нужнее всего правда. Правда – лучший лекарь для выживания. Отступаем – надежда спасает, бьем – это как сытный обед с мясом, с хлебом…
Подпольщиков Золотухин не тревожил. Им нужно время притерпеться к новому порядку. Вжиться. Ходить по улицам, на которых патрули, – не простое дело. Тот же Орел. Мальчик! Испугается, побежит – вот и провал. Однако 7 ноября не за горами. Немцы приготовят подарок. А что мы? А нам довести бы до народа одну-единственную мысль: советская власть не сломлена, армия сражается, в победителях будет русский народ.
В дверь постучали. Вошел дежурный:
– Товарищ командир, к вам просится человек из Людинова.
– Кто?
– Мальчишка.
Подумалось: неужто Шумавцов?
Но вошел очень даже знакомый шпаненок.
– Партизан Семен Щербаков прибыл бить немецких захватчиков! – Мальчишка щелкнул калошей о калошу.
– А чем ты их бить собираешься? – спросил Золотухин.
– Чего дадите!
– Разбежался! В отряд принимаем со своим оружием. Свободен.
– Оружия сколько хошь! Я на два отряда наберу.
– Наберешь – приходи! А теперь ступай на кухню, пусть тебя накормят. И скажи Трунову, чтоб сапоги тебе выдал. – Фуражку на голову, руку к козырьку. – Прощай.
– Чего «прощай»?! – не согласился мальчишка. – До скорого свидания!
Золотухину приходилось заниматься трудными подростками. Семен Щербаков – сирота. Жил у бабушки, промышлял мелким воровством. Случались приводы в милицию, но отправлять в колонию хулиганистого мальчишку было не за что. Ни разу не попался.
Приход в отряд партизана Семена Щербакова ободрил Золотухина. Люди ждут от партизан борьбы. Другое дело – нашел дорогу в отряд. Пора перебираться на базу. Промедлишь – каратели сожгут Думлово. Потерять такую опору непростительно. Собрались тройкой: Золотухин, Суровцев, Алексеев. Командир отряда, секретарь подпольного райкома, начальник штаба. Решили уходить в свои леса у Птиченки. На основную базу. А это уже ближе к Жиздре. О том, какие силы у немцев в Жиздре, в отряде не знали.
– Есть у меня хороший человек, – сказал Золотухин. – Поглядит, что там делается.
Утром связник Афанасий Посылкин был в Людинове. Шумавцова в условленный час нашел у колодца. Попросил водицы.
Пока Шумавцов доставал ведро, успел сказать все, что надо.
– Орел! Передай Весне: пусть съездит в Киров и в Жиздру. Какие у немцев там силы, много ли полицаев, каково настроение жителей? Весна – Ольга Мартынова, учительница. Это для нее.
Возвращая ведро, передал деньги. Советские. Немцы деньги не поменяли.
Посылкин ушел, а Шумавцов сердце не мог унять: отряд действует, отряду нужны сведения о немцах!
За себя стало стыдно. Он все еще один. Толя Апатьев, Тоня Хотеева – они только сочувствующие. Мартынову сам Золотухин нашел. Задание дано ей трудное.
Алеша знал Олину сестру Машу. Прошлым летом на гулянье играл девчатам на гармошке. Ольга у Мартыновых старшая, после школы в какой-то деревне ребятишек учила. В деревнях сразу все четыре класса в одной избе собираются.
Ведра домой принес с колодца полнехонькие. Загадал – не пролить. И не пролил. Бабушка с похвалой, а он к бабушке с просьбой:
