Страшно одной на дороге. Земля родная, каждое деревце – как друг, но ведь не своя. Надругаться могут полицейские, немцы, да ведь и так называемые партизаны или, лучше сказать, те, кто в лесах таится и живет грабежом деревень и сел.
Пооглядывалась Ольга, пооглядывалась.
Одна.
Шла, шла, устала. Уставши, страхи забыла.
В прижукнувшимся к лесам деревенькам дома, еще недавно гордившиеся друг перед дружкой окнами, высокими крышами, резьбой, теперь к земле припадают; окон боятся, бычий пузырь бы на них вместо стекол. Народ в этих деревушках не живет – выживает. У него одно лицо и одно-единственное чувство – перетерпеть.
Ольге показалось вдруг – сверху смотрят, смотрят и ведут. И берегут! Ни волка, ни полицая. У нее ведь даже палки нет – отмахнуться. Кто он, ее хранитель? Страна огромная? Или, может быть, Мартынова Ольга и есть страна?
Война народная – тоже она. Потому что не покорилась, потому что не ждет, пока за нее убьют тысячи солдат, сама идет на смерть! И это правда. Всякое дело учительницы Ольги Мартыновой, даже дыхание, – ради Победы.
Но как же затрясло эту героиню, когда перед ней отворили дверь дома, где муж и жена – учителя! Свои люди. Дороге конец.
В Черном Потоке школа не работала. Районы ликвидированы, волости – это скорее сельсоветы; есть уезды, но губернии в границах не определены.
Ольга вызвалась сходить в Жиздру, взять у властей разрешение открыть школу. За пропуском к полицаю пошли втроем – полицай слыл сластолюбцем.
Мужичок с ноготок, кривоногий, очки толстые, голова всегда потная, волосы на голове тощие. Женщины от такого нос воротили, а тут – он-то и есть новая власть. Мстил бабам за свою поруганную молодость. Всех обошел, со всеми спал, а иначе – смерть. Винтовку наставит, затвором щелкает, а которая не испугается – прикладом. Да еще свяжет. Негодяй, в общем.
Притих, когда немцы в село на постой пришли.
– Нет! – сказала хозяйка, оглядывая Ольгу. – Пальто на тебе сидит уж ахти как фасонисто. Со спины даже бабам поглядеть на тебя завидно. К тому же снег порхает, речка замерзла.
Облачили в старую шубу. Пуховый белый платок заменили на серый, грубой вязки.
Полицай Ольгиной красоты словно бы и не разглядел: пропуск выдал. Одно сказал:
– Временный. Завтра и отправляйся. Горшки на хлеб будешь менять, дело хорошее, но мешок для тебя тяжеловат. Так и быть, подвезу. Мне тоже в Жиздру надо.
– Спасибо, – сказала Ольга, – и не беспокойтесь. Я как-нибудь доберусь.
Домой вернулась – а там двоюродная сестра хозяйки. Обнялись – и в слезы.
Горе от немцев. У сестры младенец был. Животик что-то разболелся. Плачет и плачет. На руках плачет, в люльке плачет. А на постое – немец, громадный, страшный. Ночью встал, схватил люльку и на улицу выбросил. Мать – за сыном, а немец ей в лицо – автомат.
Пока оделась, пока умолила немца, простудился крошечка. На другой день не стало.
Пошли к начальству немецкому, пожаловались. Начальство строгое, справедливое. Злодея немца на передовую отправили. Только никакое наказание не вернет дитя с того света.
– Это все Сыч! – вытирая слезы досуха, сказала несчастная мать.
– Зверь – немец, а Сыч при чем тут? – удивилась хозяйка.
– Все наши несчастья – его черного сердца делишки. Не помнишь разве, как моя мама сгорела от неведомой немочи?
– А что было-то? Я ведь не знаю, – удивилась учительница.
– Сыч моей маме – дядя. Они с дедом наследство делили. Обиды какие-то остались. Вот и мстили нашей семье. Принесла жена Сыча пирожков. Мамину сестру угощает, а та ни в какую. Не взяла. Мама сердобольная, гордыни не любила. Съела пирожок. И слегла. Врачи говорят: здорова. А мама не встает. В Людиново ездили, молебен заказывали. Поднялась. А женушка Сыча тут как тут. Пришла с семечками. Говорит маме: «Бери!» А мама в ответ: «Не люблю щелкать». – «А ты хоть одну попробуй!» И ведь попробовала. Похоронили.
Женщины собрались на кладбище, и Оля пошла. На кладбище ей показали удивительное:
– Приглядись! Видишь – камни в ногах?
На некоторых могилах действительно лежали камни. Серьезные камни.
– Могилы колдунов. Чтоб встать не смогли.
Помолились над крошечным холмиком. Ольга осенила крестом село в низине.
– Если мы пришлых не убьем, они убьют нас.
– Тихонечко бы пережить, – сказала подруга учительница.
Когда возвращались в село, по мосткам, через болотце, женщина, потерявшая сына, спросила сестру:
– У тебя есть заговор от сглаза?
– Есть, – ответила учительница.
– Потом перепишу.
Дома хозяйка дала Ольге тетрадь. Было дико: немцы, война и колдуны, напускающие порчу на своих близких.
«На море, на океане, на острове Буяне стоит там колодец, – читала Ольга, – плотошный, крутые берега подмывают, желтые пески вымывают, со всяких сглаз смывают. Смой с етого раба (имярек) от черного глаза, от радостного глаза, от ненавистного глаза, косоглазого, разноглазого, мужского, женского, молодецкого…»
Спросила хозяйку:
– А от немцев заговора нет?
– От немцев – солдатские жизни. Сход у нас был. Немец сказал: «Москву Германия взяла. Германия ждет от русского народа разумного повиновения».
– Нашли разумных! – пыхнула Ольга синими глазами.
– До чего же ты красивая! – улыбнулась хозяйка. – Вам бы, девки, счастья.
– Я – не девка! – Ольга косы свои по груди пустила. – Одну ночь была замужней. Теперь – солдатка. И сама солдат.
Утром в шубе, в платке, с мешком вышла из дома, а у крыльца тарантас стоит. Полицай уже поджидает.
Хозяйка утянула Ольгу в сени, сунула в руку мешочек.
– Что это?
– Табак. Полезет, а ты ему – в глаза!
– Он же в очках!
– Очки сшибешь.
Ольга не дрогнула, села в экипаж. В дороге понемногу разговорились.
– Ты молодец, что деревенских детей собираешься учить, – сказал полицай. – Неграмотный человек по нынешним временам – пустое место. Если немцы Москву взяли, значит, история будет долгая.
– А если не взяли? – спросила Ольга.
– Ты неверующая?
– В церковь не хожу, а в Бога верю. У меня мама верующая.
– Я не про Бога – про немцев! – Невзрачный полицейский был неглуп. – Немцы – народ точный. Если говорят, так оно и есть.
Призадумался. Остановил лошадь, дал ей помочиться. «Неужто приставать начнет?» – Ольга помяла пальцами табак в кармане.
– На войне правду не говорят, – сказал полицай. – На войне правда – военная тайна. А все разговоры – политика.
