Вскинул глаза на Спаса. Спас смотрел, но так смотрел, что Митька даже повернулся… Кто стоит за его спиной?
«Не существую?.. Для Бога не существую?.. Напугали! Я – Германии свой человек!»
Вышел из церкви, гремя сапогами.
На улице сник. Храм высоко в небо уходит, небо бездонное… И все это – не его. Покосился на кресты офицерских могил.
Сорвался с места. И – остановился. Спешу? В кабинет? Орать? Бить до крови, стегать до крови?
И вдруг открылось. Его отец расстрелян такими Митька. Такими же! Такими же подлецами, хотя энкавэдэшник Кермель – жид пархатый. Но Иван Иванович, отец родной, – в Казанской, в алтаре, с этим партизаном Зарецким.
– Отдохнуть бы! – сказал Митька вслух, поднял руку перекреститься, а рука не поднялась, будто не его.
Мины к празднику
На приеме в честь дня рождения Адольфа Гитлера фрау Магда подчеркнуто опекала семейство Зарецких. Нина тоже была приглашена и оказалась нежданным цветком среди официоза. С Ниной говорил генерал, Ниной любовался фон Бенкендорф.
– Это ведь тоже наше завоевание, – сказал граф Айзенгуту, указывая глазами на юную переводчицу.
Митька Иванов во время приема был неподалеку от коменданта. Иванов – любимчик Бенкендорфа, быстр умом, исполнителен, предан.
А фрау Магда улучила минуту выслушать отца Викторина. Ее возмутили враждебные наезды Иванова и Ступина на священника, на его семейство. Дальновидная фрау Магда имела политические и даже патриотические виды на Зарецких. Только через Церковь, считала она, возможно сближение народа Германии и народа России. Только в храме наблюдается спокойствие и благожелательность. Отец Викторин – проповедник от Бога. Его проповеди подчас очень смелы, но их результат – к пользе властей.
Проповеди Викторина Зарецкого спасают население от гибельного уныния. Если же говорить честно – от слепой ненависти к Германии.
После приема у коменданта полицаи оставили батюшку Викторина в покое. Митька тоже угомонился.
Скоро 1 мая, советский праздник. Праздника ради на окраинах города, на всех его дорогах начали подрываться автомобили. Иногда жестоко: взрывчатку партизаны не экономили.
Мины ставили братья Апатьевы, Саша Лясоцкий, Алеша, но самыми удачливыми подрывниками были девочки – Римма Фирсова и Тоня Хрычикова.
На охоту за машинами они выходили ночью. Мины несли в корзинке, а то и в авоське. Огородами пробирались в лес, лесом – на окраины города. Грунтовая дорога податливая, углубил ямку, заложил мину, присыпал землей. Сапоги солдат в ночной тишине далеко слышно, тем более – мотоцикл. Не попадались, хотя немцы увеличили число патрулей. Набравшись храбрости, Римма и Тоня стали минировать улицы. Спозаранок взорвались три машины, через день разнесло в куски мотоцикл с мотоциклистами. Подорвалась повозка.
Устанавливая мины, Римма приговаривала:
– Эта им за меня, собакам! И эта за меня! Русских девочек обижать? Получайте!
Техника выходила из строя немецкая, а вот возчики и шофера чаще всего были русские. Легионеры.
Свою обиду Римма оценила в пять взрывов. Стала ставить мины: «за папу» – папа был на фронте. «За маму, за братьев, за сестер».
Тоня сердилась на подругу:
– Зачем ты говоришь: «за маму, за папу»? Наши мины могут до смерти убить.
– Ладно! – согласилась Римма. – В Усохах немцы расстреляли мою бабушку, мамину маму, и мою тетю – мамину родную сестру, да еще трех маленьких братьев – двоюродных. Пусть мины мстят за убитых.
Для начала поставила мину за Павлика – ему было два года, и за Петю – пятилеточку.
Заряды килограммовые, а Римма их сдвоила. Одна ловушка ждала немцев прямо на улице, другая – при выезде на дорогу.
Немцы направлялись громить партизанские деревни. Машина с двадцатью солдатами взорвалась на городской улице. Каратели в ярости прогнали по этой улице жителей домов. Обошлось.
Снова в путь и – второй взрыв. Еще двадцать трупов.
Миноискатели у немцев не срабатывали. Партизанский профессор минного дела Григорий Сазонкин металлические корпуса мин заменял на картонные. Капсюли тоже ставили из картона.
В тот страшный для себя день немцы подавили танками заборы и палисадники. Машины шли теперь под окнами домов. Ставьте свои мины, товарищи партизаны! Калечьте своих людей!
Присмирела минная буря.
– Я знаю, чего мы сделаем, – сказал Толя Апатьев Шумавцову. Они натягивали провода на новые столбы. Старые сами же и рванули. – Мы разведем вшивых немцев.
Смешную затею Толи Апатьева изучил основательный человек Саша Лясоцкий.
Оказалось, баня при больнице теперь не только баня, но военный объект. Немцы устроили санпропускник, прогоняют через него взводы, роты, батальоны, отозванные с фронта, а также и те, что направляются на фронт. При бане был склад солдатского белья. Нижнее белье – не фугасы, не патроны. Часовых здесь не ставили.
Апатьев и Лясоцкий забрались ночью в санприемник, приготовили диверсию.
5 мая немцы привезли на склад две машины обмундирования и нижнего белья, значит, ждали батальон.
Прожарить вшей, помыться, одеться в чистое немецким фронтовикам в тот раз не пришлось.
В ночь на 6 мая склад сгорел. Расследование было недолгим: короткое замыкание. Виноватых искать не стали.
Донесение Орла тоже было кратким: «В ночь с 5 на 6 мая уничтожен склад с обмундированием и санпункт обработки немецких войск».
Невелик ущерб для германских вооруженных сил, но ведь все-таки не прибыль.
Побег из баньки
Семену Щербакову Золотухин, провожая в разведку, уточнил задание: в Людинове надо встретиться с Володей Рыбкиным, передать Ясному и Непобежденной сообщение: «Отряд уходит выполнять приказ Красной армии, будет действовать в прифронтовой полосе. Подпольщикам предоставляется самостоятельность. Для проведения диверсий получите новые образцы мин. Следует приготовиться к интенсивной разведке в условиях лета и к особо строгой проверке со стороны немцев и полицаев».
К Людинову Семен подошел под вечер. Пилы визжат, земля охает, будто ей под дых бьют. Подкрался ближе: лес немцы сводят. Кому столько деревьев понадобилось? Причем без разбора валят. Деревья-великаны, пятерым мужикам не обхватить, и деревца-свечечки.
Смекнул. Пустырем от партизан огораживают Людиново. Вообще-то ничего хорошего. Днем будет не пройти в город.
Семен дождался ночи. Проскользнул по Людинову невидимкой.
Володьку Рыбкина условным стуком на крыльцо вызвал. Запустил палкой в дверь. Вот тебе и пароль.
Немцев у Рыбкиных не было. Домишко невзрачный. Володькин отец находился в отряде. Семен принес подарок от него – немецкие армейские ботинки.
