Дверь кабинета отворилась.
Вошли начальник полиции Исправников и с ним Сиваков.
– Этот! – показал Сиваков на Семена.
Исправников обрадовался:
– Дмитрий Иванович! Придется все дела отложить. Задержанный Щербаков – партизанский разведчик и связник. Если он в городе, значит, за городом его ожидает Афанасий Посылкин.
– Командуй общую тревогу! – сказал Иванов начальнику и повернулся к Семену и к Володьке: – Вот что, ребята! Сейчас у нас очень все серьезно и очень быстро. Если хотите жить, ведите нас туда, где оставили Афанасия Ильича. Я ему тоже предложу жизнь. Сивакова видели? Жив-здоров. А мы знаем, что все его родные – в отряде.
Ребята молчали.
Иванов развернул вторую записку.
– У вас одна минута. Решайте сами – жизнь или смерть.
Записка была адресована медсестре городской больницы Марии Ильиничне Беловой. Писала партизанская медсестра Капа Калинина. Спрашивала о сыне. Семилетний Миша жил у Марии Ильиничны.
И две строки приписки:
«К. А.! Немедленно уходите в отряд. Золотухин». Белова не знала, что ее близкая знакомая Клавдия Антоновна Азарова – Щука.
– К. А.! – хмыкнул Митька. – Сколько веревочке ни виться…
Надел пальто, взял автомат, положил в кобуру парабеллум:
– Пойдемте, ребята!
Ребята пошли. Сидели в машине рядом с Сиваковым.
Приехали к месту, где их поймал Фирсов.
– Показывайте! – распорядился Иванов.
– Там! – Рыбкин показал влево, Щербаков – вправо.
– Точнее!
– Мы здесь из леса вышли! – сказал Щербаков. – А ждать Посылкин нас будет где-то тут. Сказал: сам увидит нас.
Полицаев было двадцать человек. Рассыпались цепью. Пошли. Одной группой командовал Иванов, другой – Доронин.
Полицай Никифор Селифонтов шел с пулеметом. Сороку летящую углядел, тотчас дал длинную очередь. И в ответ – очередь. Но так… Автомат трыкнул и заглох.
Полицаи кинулись вперед. Посылкина прошило несколько пуль.
– Доронин! – приказал Иванов. – Сооруди носилки.
Носилки соорудили. Подняли партизана. Понесли.
– Бегом! – скомандовал Иванов. – Он живым нужен. В госпиталь! К немцам!
Арест К. А
Посылкина оперировали, но сознание не возвращалось.
– Как только очнется, сообщите! – договорился Иванов с человеком, отвечающим за безопасность, и предупредил: – Русских врачей к партизану не допускайте.
В полиции старшего следователя ожидал Петр Фирсов.
– Ты меня вызывал? – спросил полицай.
– Вызывал. Пошли к Исправникову.
Исправников вручил Фирсову премию за поимку партизана Рыбкина: пять тысяч марок. Вот только обещанной коровы не было. Вместо коровы предложили козу.
Фирсов даже обрадовался:
– Не надо сена искать!
И наконец Иванов остался один. Закрыл на ключ кабинет, достал из тайника бутылку самогонки. Поглядел на свет:
– Как слеза.
Хотелось отгородиться от пережитого за день, но самогонку спрятал. Впереди – вечер. И какой вечер! Целый год к нему шел.
Сорвал листок с численника. 9 декабря. Долгота дня – 7 часов 11 минут. Заход в 15.57.
За окном удивительный свет. Любимое волнующее время. Молодая зима. Скрипы снега под ногою. Грудь распирала сумасшедшая радость.
Год тому назад он был – никто. Для Людинова, для великого Советского Союза и для великой Германии тоже. Да ведь и для Бога! Митька был пригоден разве что рыть окопы. Человеческая пыль.
– А теперь ты у нас – вершитель судеб! – сказал себе Митька, без радости, без издевки.
Покончено с комсомольским подпольем. Шумавцов, Лясоцкий, сестры Хотеевы, Апатьев Анатолий. Пока что здравствует Апатьев Виктор. Вовремя слинял – но ведь и никому не нужен. Очкарик Евтеев… Доносы имеются, но обыск ничего не дал. Кто-то скажет: Евтеев – одноклассник Иванова. Так оно и есть. Иванов своих – вы правы, господа! – выгораживает. А братья Цурилины? Соседи Шумавцова. Наверняка он их завербовал. Но Цурилины – пацаны. Такие же, как Рыбкин, как Щербаков. Есть за что обоих поставить к стенке. А можно и спасти. Служили партизанам? Велика важность! Теперь послужат немцам. Русскому человеку нужно набираться жизненного опыта… Когда-нибудь Бог смилостивится, позволит русским быть хозяевами на своей земле… Впрочем, сие несбыточно.
Отворил кабинет. Проверил парабеллум. Впереди – увлекательное дело: арест Азаровой – К. А.! Белову И. И. можно будет взять завтра.
Заглянул Стулов.
– Василий! Зайди к Исправникову. Я думаю, он тоже будет с нами. Интересно, напустит ли в штаны величавая дама, когда увидит нас?
Хихикнулось. И стало мерзко.
Через час они были в квартире, где Иванов любил справлять праздники. И – маленькая, но удача. К Азаровой после работы зашла Мария Белова. Взяли обеих.
Шел обыск, когда вернулась с работы Олимпиада Зарецкая.
– Пока что не за вами! – сказал ей Иванов. – Дайте только срок!
– Олимпиада! Вот ключи, на столе. Миша в доме один. Отведи его к моей маме! – попросила Белова.
Исправников не возражал.
Азарову и Белову полицейская свора увела: такая вот добыча – одного дня!
Многая лета!
– Папа! – В глазах грусть, но Нина не плакала. – Он в коридоре шепнул мне, что идет арестовывать К. А., и был такой счастливый, будто его ждала любимая. Папа, он знал, что делает мне больно. Он – сатана?
– Несчастный человек! – сказал отец Викторин.
– Несчастный! – вскрикнула Нина. – Это он-то несчастный?
– В детстве его, его маму, братьев и сестер выгнали из своего дома. Отца посадили в тюрьму. Потом, когда семья оправилась от страшного, отца расстреляли… А тут – война. Партизаны пришли, ограбили дом, увели кормилицу семьи – корову. Убили брата. Немцы убили дядю.
– У двух третей России – та же судьба! – Полина Антоновна обняла дочь. – Не надо о нем говорить. Вы о Клавдии подумайте. Он все жилочки из нее повытянет.
– Молитесь! Молитесь!
– Мамочка! Мамочка! – вскрикнула Нина.
– Клавдия никогда не была большевичкой, но она – русский человек! – Полина Антоновна глянула на дочь сурово, но приласкала с нежностью. – Клавдия не предаст. Отец! Есть ли хоть какая возможность спасти ее? Что ей могут поставить в вину? Она никого не убивала, она избавляла людей от гибели, от рабства.
– Абсолютное большинство спасенных никогда не узнают имени ее, – сказал батюшка. – Для христианина это хорошо.
