Но какова бы ни была главная причина, повторилась коллизия двухлетней давности, когда царь тоже обошел Скопина и назначил того же Дмитрия командовать войсками против будущего Тушинского вора, результатом чего стал разгром при Болхове и почти двухлетняя блокада Москвы.
Русское войско, вышедшее в поход против поляков, насчитывало 30 тыс. чел., шведов было до 10 тыс.
[473]
; по другой версии, русских и шведов было 48 тысяч против 10 тысяч у поляков – в любом случае союзники имели значительно больше, чем мог им противопоставить посланный навстречу из-под Смоленска гетман Жолкевский. Однако, помимо того, что в московском войске было много новобранцев, в первый раз пошедших в поход, охоты защищать царя Василия после смерти Скопина ни у кого не было
[474]
.
А ведь все могло быть иначе! Весной 1610 г., конечно, далеко не все у Москвы и ее шведского союзника было «в шоколаде». Лисовский, как уже сказано, еще удерживал Суздаль (который, как мы помним, Ф.И. Шереметев так и не сумел отбить). Чернигов, Новгород-Северский и Рославль признали царем Владислава, Стародуб и Почеп были взяты поляками.
Однако положение последних тем более было отнюдь не блестящим. Гетман Ружинский по дороге из Тушина в Смоленск умер еще 4 апреля – расшибся, поскользнувшись на каменных ступеньках, однако есть и другая версия его смерти: гетмана сломили неудачи последнего года (то есть как раз начиная с того времени, как Скопин и Делагарди начали свой поход от Новгорода)
[475]
. После смерти «Гетмана Руси» «воровские» крепости между Москвой и Смоленском охотнее сдавались воеводам Шуйского, чем Сигизмунда
[476]
. Например, 11 (21) мая русские и шведы овладели Волоколмским монастырем, что, помимо всего прочего, дало возможность вернуться в Москву Филарету Романову
[477]
. Победи московско-шведское войско поляков под Смоленском, страна избежала бы нового разорения, а Смоленск не перешел бы к полякам до самого 1654 года. В общем, для победы союзникам явно не хватало только одного – полководца.
Но кого нет, того нет. Блестящий шанс использован не был. В итоге, как и два года назад, под командой Дмитрия Шуйского русские были 24 июня 1610 г. наголову разбиты поляками под Клушином. Служилые люди, лишенные любимого и всегда победоносного полководца, сражались крайне неохотно, значительная часть просто побежала под первым натиском поляков. Это при том, что неприятелю не удалось напасть внезапно, поскольку в заболоченной местности польское войско растянулось на узких гатях через трясины. Вообще, по мнению Д.И. Иловайского, Жолкевский показал себя лучшим полководцем, чем Делагарди, которого польский военачальник побеждал уже не впервой: первый раз это произошло аж в 1601 г. при Вольмаре (ныне Валмиера в Латвии), хотя, впрочем, Делагарди тогда был еще совсем мальчишкой (18 лет), что отчасти его извиняет
[478]
.
Теперь Делагарди было 27 лет, но верховное командование осуществлял не он. Дмитрий Шуйский руководил сражением по своему обыкновению крайне бездарно. Шведы, видя неустройство у своих союзников, изменили и сдались в плен, а после битвы были отпущены поляками восвояси. В.Н. Татищев пишет о переходе шведов на сторону врага
[479]
, однако надо помнить, что он писал свои труды в Петровскую эпоху, когда Швеция была для России врагом номер один. На самом деле изменили и перешли на сторону врага иностранные наемники (англичане-голландцы-немцы), но не природные шведы. Н.И. Костомаров пишет об этом прямо: «Иноземцы, бывшие под началом Делагарди…» Делагарди сказал тогда гетману Жолкевскому: «Наше поражение происходит от неспособности русских и вероломства моих наемных воинов. Не то было бы с теми же русскими, если бы начальствовал над ними доблестный Скопин. Но его извели, и счастье изменило московским людям»
[480]
.
Впрочем, по версии Р.Г. Скрынникова, не последней причиной «вероломства своих наемных воинов» стал сам Делагарди, который откладывал выплату жалованья солдатам до «после боя», чтобы меньше пришлось платить…
[481]
Хотя более правдоподобной почему-то выглядит версия Л.Е. Морозовой: жадность проявил не Делагарди, а сам Дм. Шуйский; помимо всего прочего, он хотел заплатить жалованье не деньгами, а мехами и сукнами (это летом-то!). Вообще, плата воинам сукном и мехами была обычной практикой скаредного Шуйского, хотя для этой битвы он «наскреб кое-какие деньжонки», обобрав для этого ризницу Троице-Сергиева монастыря – из нее были силой взяты золото и церковные сосуды (хорошая благодарность тем, кто в самый трагический момент не позволил сомкнуть кольцо осады вокруг столицы! Авраамий Палицын считал, что именно это кощунство и послужило причиной падения Шуйского)
[482]
. Кстати, шведские наемники, изменив, разграбили обоз русской армии, но… брали только те самые «меха и сукна», предназначенные для жалованья
[483]
; иными словами, они просто брали свое.
Что касается Делагарди, то он тоже, конечно, несет вину за поражение – хотя бы тем, что далеко не всегда подчинялся Дм. Шуйскому
[484]
, которого откровенно презирал за неспособность
[485]
. Понятно: армия – не место для дискуссий, тут без единоначалия нельзя. Но с другой стороны, что делать, если главнокомандующий – полный осел и делает явные глупости?
В последнем обстоятельстве, на мой взгляд, заключается еще одна причина произошедшего. Более того, я считаю, что эта причина самая важная, можно сказать, тот самый «лес», которого так часто «не видят за деревьями». Шведов принято осуждать за измену, но как вести себя, если твой союзник сам не знает, чего он хочет, если лучшего полководца твоего союзника травят накануне решающей кампании, в результате чего его солдаты сражаются спустя рукава? Шведов позвали на помощь, но ведь давно известно: «помочь можно тому, кто сам себе помогает»! А стремления помочь если не России, то хотя бы себе клан Шуйских явно не обнаруживал.
