Окончилась Ливонская война, Россия постепенно пришла в себя после ужасов Опричнины, и в 1586 г. завоевание Сибири возобновилось – на сей раз силами регулярных войск. На месте татарского города Тюмень был заложен Тюменский острог, спустя год при впадении Тобола в Иртыш возник Тобольск, спустя год русские заняли Искер. В 1593 г. на землях селькупов был основан Сургут, год спустя на севере нынешней Омской области – Тара. Кучум еще долго сопротивлялся, но его положение было безнадежно. В 1598 г. он был окончательно разбит и погиб. Наконец, в 1604 г. был основан Томск.
Однако на этом успехи России закончились – до самого конца Смуты. Все последующие полтора десятилетия стране и тут пришлось только обороняться. В 1606 г. енисейские киргизы (предки хакасов) осаждают Томск
[656]
, но наиболее грозную силу представляли собой калмыки, создавшие в это время сильное кочевое государство – Джунгаро-Ойратское ханство. Так, в 1604 г. калмыки осаждают Тару
[657]
.
Лишь оправившись от потрясений Смутного времени, Россия снова активизировалась в Сибири, теперь в Восточной: в 1618 г. был основан Енисейск, в 1628 г. – Красноярск, в 1632 г. – Якутск, в 1651 г. – Иркутск и т. д. Однако Смута стала периодом неудач и здесь…
* * *
Итак, в кровавых судорогах завершалось существование созданного Иваном Грозным «опрично-ордынского» государства, самый мрачный, по крайней мере до 1917 г., период нашей истории, единственный период, для которого верно хрестоматийное выражение Сталина о том, что Россию «непрерывно били за отсталость» все, кому не лень. Процитируем еще раз: «Били татарские ханы. Били турецкие паши (весной 1605 г. русское войско потерпело поражение от турок на Кавказе: русские построили крепость в Тарках, в Дагестане, но турки взяли его и перебили до 7000 русских воинов, «окромя боярских людей»)
[658]
. Били польские паны. Били шведские феодалы. Били англо-французские капиталисты…» Дальше Сталин пишет: «Били японские самураи», но вот разве что японские самураи в 1565–1611 г. не отметились – уж слишком далека была тогда Япония от европейских дел.
Зато на этом направлении Россия потерпела серьезные неудачи в Сибири. Поэтому вместо «японских самураев» мы можем подставить «калмыцких зайсанов».
В свете всего, что сказано, становится очевидным: Смута – расплата России за Опричнину. Иван Тимофеев в своем «Временнике» считал, что Бог наказал москвичей разрушением их города в 1611 г. за разорение родного ему Новгорода
[659]
, но разве мы не говорили в начале этой книги про такое же разорение Москвы опричниками двумя годами ранее новгородского? Скорее уж, пострадала за неправильный выбор исторического пути развития вся Россия…
К концу 1611 г., казалось, не осталось ничего, что обеспечивает дальнейшее существование государства, зато было все, что приносит государству гибель. Казалось, что Россия как государство доживает последние дни…
Ключевые моменты. Поддержка Владислава как возможного московского царя в течение 1611 г. тоже пошла на убыль. Страна не имела к концу года сколько-нибудь признанной центральной власти, возникла опасность распада страны на отдельные части; это вызвало у многих западных и незападных держав появление планов относительно ряда российских территорий, однако не выдерживает критики взгляд на Запад как на извечного врага, который спит и видит, как бы нас «извести». Планы эти были продиктованы исключительно интересами соответствующих стран.
При этом Россия готова была принять новую власть, если бы она появилась. Но речь шла не о любой власти, а о такой, которая получила бы полномочия от «всей земли». То, как общество откликнулось на инициативу Прокопия Ляпунова, это подтверждает. Первое ополчение окончилось неудачей, однако почин был сделан.
Ну, а Россия, созданная Иваном Грозным, в принципе победить не могла, так как в 1610–1611 гг. она просто кончилась. И кончилась крахом и позором. А первые тенденции к возрождению проявились «снизу», так как «верха» с 1610 г. не стало.
Возрождение
Минин и Пожарский
Итак, созданная Иваном Грозным «вотчинно-ордынская» военная машина после позора Ливонской войны теперь вторично – и на сей раз окончательно – потерпела полное поражение. Однако ситуация теперь была куда хуже, чем тридцать лет назад. На сей раз почти вся страна – по крайней мере, почти все ее историческое ядро в границах до взятия русскими Казани – была оккупирована неприятелями. И снова, как и тридцать и сорок лет назад, страну спасли от полного и еще более страшного разгрома именно те силы, на подавление которых было направлено предыдущее государственное устройство.
Выше я писал: страну спасали три раза. Первый раз – в 1571–1572 гг., второй – в 1581–1582 гг. И вот настало время третьего спасения.
Еще летом 1611 г., когда был жив Прокопий Ляпунов, троицкий архимандрит Дионисий начал рассылать грамоты в Казань, Вятку, Пермь и другие города с призывами собирать новое ополчение и идти выручать Москву. Эти призывы встретили горячий отклик у населения. Начинался новый патриотический подъем, однако его сдерживало отсутствие единого центра.
Вскоре, впрочем, и это препятствие было устранено: Дионисию вторил и патриарх Гермоген, который в своих грамотах (опять-таки распространяемых верными людьми вопреки тюремному заключению его самого) не просто призывал и к созданию единого центра сопротивления, но при этом конкретизировал: борьбу должен возглавить город, который никогда не поддерживал никаких «воров», а именно Нижний Новгород. Тогда же патриарх своей властью духовного лидера освободил русских людей от присяги Владиславу
[660]
. Грамоты Гермогена четко делили ополчение на дворянское и казачье, но при этом призывали то и другое ополчение действовать «единомысленно». Примерно в том же духе писал и Дионисий, старавшийся в своих воззваниях не раздражать казаков
[661]
.
До Нижнего Новгорода Гермогеновы грамоты дошли где-то в конце августа (В. Козляков называет дату 25 августа) или в сентябре 1611 г. Не ранее 16 сентября была достигнута договоренность между Нижним и Казанью о том, чтобы «за Московское и Казанское царство стояти»
[662]
.
Итак, осенью 1611 г. в Нижнем Новгороде начало составляться Второе земское ополчение под руководством Кузьмы Захаровича Минина-Сухорука и Дмитрия Михайловича Пожарского. Именно так – торговец мясом («говядарь») Минин, незадолго до этого избранный нижегородским посадским старостой, «муж незнатный, но славный умом», всегда, везде и всеми упоминается на первом месте перед профессиональным военным князем Пожарским. Даже на знаменитом памятнике скульптора И.П. Мартоса мы видим, как решительный и уверенный в себе Минин призывает явно сомневающегося Пожарского, простирая руку вперед и вдаль.
