Но вернемся к Германии 1932–1933 гг. В. Веселов отмечает, что 30 января 1933 г. коммунисты предложили социал-демократам провести всеобщую забастовку против назначения Гитлера канцлером. Те отказались. Отсюда Веселов делает вывод: на 30 января 1933 г. немецкие коммунисты еще не получали указаний от Сталина не заключать союза с социал-демократами. Далее красочно описываются выборы 5 марта 1933 г. с действительно вопиющими нарушениями со стороны нацистов (использование, как бы сказали сейчас, административного ресурса — едва ли не самое безобидное из них) и говорится, что, если нацисты на них действительно получили (вернее, насчитали себе) 43 % голосов, то коммунисты и социал-демократы вместе — не 49 %, как утверждает В. Суворов, а 30,6 % (Новый Анти-Суворов. С. 263–264).
Отметим, что Суворов действительно допустил ляп, говоря о 43 % у нацистов и 49 % у коммунистов и социал-демократов (Последняя республика. С. 114). Этим не замедлили воспользоваться его оппоненты. Но как было да самом деле?
Вот тут многие защитники Сталина, отрицая его ответственность за приход Гитлера к власти, намеренно или ненамеренно путают выборы 5 марта 1933 г. (когда Гитлер уже был канцлером, нацисты вовсю мухлевали с подсчетом голосов и были просто «обречены на победу», а их противникам было поздно что-то предпринимать; впрочем, отметим, что абсолютного большинства НСДАП и на этих выборах не набрала) с последними «догитлеровскими» выборами 6 ноября 1932 г. И вот они вовсю используют и ошибки Суворова — как о 43 % голосов у нацистов (и тут Суворов тоже путает выборы 6 ноября 1932 и 5 марта 1933 гг.), так и «49 процентов голосов у коммунистов и социал-демократов» — а столько у тех и у других вместе взятых никогда не было.
А теперь вернемся в 1920-е годы. Уже в январе 1924 г., после провала немецкой коммунистической революции, Сталин на пленуме ЦК РКП(б) заявил: «Не коалиция с социал-демократией, а смертельный бой с ней!» За девять лет до того самого «предложения коммунистов социал-демократам провести забастовку». А, как мы выше предположили, только что, после провала попытки коммунистической революции в ноябре 1923 г., Сталин окончательно убедился, что в Германии коммунисты не победят, поэтому упор был сделан на приход к власти НСДАП как «ледокола революции». Совпадение?
А тут и мировой кризис 1929–1933 гг. подоспел. И уже через неполный год после его начала, 14 сентября 1930 г., НСДАП впервые добилась серьезного успеха на выборах, завоевав 107 мест. А что же коммунисты? Они продолжали «смертельный бой» с социал-демократией. И в 1931 г. (опять 1931 год!) этот «бой» принял громадные размеры. Доходило до того, что на прусском референдуме 1931 г. и в общегерманской железнодорожной забастовке 1932 г., где нужно было «свалить» социал-демократов как правящую партию, нацисты и коммунисты выступали под общим красным флагом с серпом, молотом и свастикой, причем приказ о совместных действиях исходил от Коминтерна (Коминтерн в документах. М., 1963. С. 976).
В июле 1932 г. НСДАП добилась наибольшего успеха, набрав на общегерманских выборах 13 745 тыс. голосов (34,36 %). Социал-демократы набрали 8 млн (20 %), коммунисты — 5,4 млн (13,5 %). Это был пик популярности НСДАП, после которого началось ее падение. На выборах 6 ноября нацисты получили уже только 11,8 млн (29,5 % — почти на 5 % меньше!), тогда как социал-демократы — 8,1 (20,25 %), коммунисты — 5,8 (14,5 %), т. е. больше, чем в июле (Мельников Д. Е., Черная Л. Б. Преступник номер 1. С. 117).
Таким образом, нацисты потеряли за четыре месяца почти 5 % голосов, а число голосов, поданных за левых, выросло с 33,5 % до 34,75 % (а не 49 %, уважаемый Виктор Суворов!) И вот политики Германии дружно хоронят Гитлера. Канцлер Шлейхер, например, заявляет: «Господин Гитлер — уже не проблема…. его движение не является больше политической опасностью. Эта забота принадлежит вчерашнему дню». Сам Геббельс в те дни записал в дневнике: «Будущее темно и мрачно. Все предположения и надежды полностью исчезли» (там же. С. 118).
И вот тут-то произошло «чудо», которого никто не ждал. В. Веселов, «отмазывая» Сталина от ответственности за него, ни к селу ни к городу говорит, что коммунисты не поджигали Рейхстаг по заданию Сталина (Новый Анти-Суворов. С. 266) (а кто, кроме нацистских обвинителей на Лейпцигском процессе 1933 г., это утверждает!? — Д. В.), но ясно, что запрет создавать левую коалицию был озвучен, точнее, вновь подтвержден где-то между 6 ноября 1932 и 30 января 1933 гг.
Можно, конечно, признать частичную правоту В. Веселова и допустить, что немецкие коммунисты или часть лх ослушались Сталина и 30 января 1933 г. призвали социал-демократов провести совместную забастовку (а не ослушаться они не могли, так как официально установка на «смертельный бой с социал-демократией» была отменена только летом 1935 г., на VII конгрессе Коминтерна), но социал-демократы имели все основания ответить примерно так: «Раз левая коалиция не создана (не будем напоминать, по чьей вине), то Гитлер, как глава пусть относительного, но все же парламентского большинства, вполне законно становится канцлером. Создали бы коалицию, канцлером был бы Курт Шумахер (тогдашний лидер СДПГ. — Д. В.), а часть мест в правительстве и коммунистам бы досталась. А теперь-то, товарищи коммунисты, чего после драки кулаками махать?»
Глава 3
Когда Сталин начал думать о пакте с Гитлером
Стоя на Рейне, надо думать о Висле.
Наполеон
Ну ладно, когда В. Веселов спорит с теми, кто считает Сталина ответственным за приход Гитлера к власти, это еще по крайней мере выглядит серьезно. Но когда он заявляет, что Сталин до 19 августа 1939 г. не думал о пакте с Гитлером (Новый Анти-Суворов. С. 191), хочется спросить, как говорится, «с какой планеты он прилетел».
Понятно, что сразу после прихода к власти нацистов, в условиях антикоммунистического (в том числе) террора, нападений СС и СА на советских граждан в Германии, заявлений нового немецкого руководства о том, что оно «рассматривает всю Восточную Европу, включая Украину, как объект германской экспансии» и т. д., о нормализации отношений не могло быть и речи. Впрочем, когда в мае 1933 г. в СССР прибыла с прощальным визитом (военные школы, помогавшие возрождению германской военной мощи с 1922 г., теперь сворачивались, окончательно к 1935 г.) германская военная делегация, то сам Нарком обороны К. Е. Ворошилов заявил, что «Красная Армия продолжает выступать за сохранение дружеских отношений с Рейхсвером» (HilgerGMeyer А. The Incompatible Allies. N.Y., 1953. P. 256). Едва ли он это сделал, хотя бы не посоветовавшись со Сталиным…
Но и на государственном уровне, например, А. Енукидзе заявил 16 августа 1933 г. послу Германии: «После того как острый период пройдет, восстановится прежняя гармония в советско-германских отношениях» (Некрич А. М. 1941. 22 июня. М., 1995. С. 13). Опять-таки едва ли по своей инициативе… И уж подавно не осмелился бы Енукидзе без указаний сверху в подобных беседах выискивать общие черты между советским коммунизмом и германским нацизмом (Karlheinz N. Die Sowjetunion und Hitlermachtergreifung. Bonn, 1966. S.120–121), официально проклятым в СССР как «порождение наиболее реакционных кругов империализма».
