Просто в «Моссаде» изучают опыт других спецслужб, мысленно возразил ему Громов.
— В конце концов, война стихийно возникла. Мы не ожидали от Израиля таких действий.
Они думали, что израильтяне и дальше будут терпеть похищения своих солдат? Вот к чему приводит политика попустительства, отметил Сергей.
— Но, правда на нашей стороне и время тоже на нашей стороне. Вы ведь понимаете, что наши маленькие ракеты не могут причинить большого вреда Израилю, мы это тоже понимаем, все это понимают. Мы скорее воздействуем на психику людей. Они трусы. Они боятся наших комариных укусов. Боятся. Они обстреливают нас куда как сильнее, а вот мы их не боимся. У наших людей просыпается злость и ненависть. Израильтяне уничтожают объекты нашей инфраструктуры. Эти разрушения очень болезненны. Весь мир должен увидеть, что они варвары. Они уничтожают наши дома, мирных жителей, исторические памятники, простоявшие тысячи лет.
Ох, не вы ли их на это спровоцировали? Какой бы точной не была ракета, она все равно может отклониться и попасть вместо военного объекта в мирный дом.
Громов с трудом удержался от того, чтобы не сказать это вслух.
— Самое главное сейчас происходит в Южном Ливане, куда я не советовал бы вам ехать, опасно там. Очень опасно. Там идут сильные бои. Мне не хотелось бы, чтобы с вами там что-то случилось, но конечно, запретить вам ничего не могу, только посоветовать. У израильтян хорошие танки, но мы уже уничтожили их тридцать пять штук. Им принадлежит день, а нам ночь, — он улыбнулся, — но я очень люблю ночь. Так вот, события развиваются там следующим образом. С восходом солнца в воздух поднимаются израильские вертолеты. Мы ничего не можем им противопоставить, кроме стрелкового оружия. Они прикрывают с воздуха танки, танки входят на нашу территорию. Сейчас очень тяжелые бои идут в Тире, в этом древнем городе. Но мы выстоим. За день израильтяне почти ничего не успевают захватить, а ночью мы все возвращаем на исходные позиции, — чиновник начал рассказывать как-то очень поэтично, — как только заходит Солнце, наши боевые группы появляются на территории, контролируемой армией обороны Израиля. Вот ведь название какое: «Армия обороны». От кого они обороняются на нашей территории? Наши группы начинают жечь танки. У израильтян очень хорошая техника. Они могут видеть в темноте. У них есть приборы инфракрасного видения, а вот у наших людей такой техники нет, но они знают там каждый куст и могут везде пройти с закрытыми газами. Они пристреливаются по целям днем, а ночью их уничтожают. Мы действуем малыми группами, по принципу вьетнамских партизан. Долго израильтяне не выдержат. Тир они не взяли и не возьмут. Они несут большие потери. Вы можете включить телевизор, найти наш канал. Он называется «Аль Манар». По нему идут сюжеты о том, что происходит в Тире и в Южном Ливане. У нас работают там съемочные группы. Носами в Тир не суйтесь, лучше перепишите кадры с телевизора.
Сергей не стал говорить о том, что Фарид уже дал ему диск с записью рекламных роликов и боев за Тир. Упоминание о полученных Громовым дисках могло сыграть на руку Фариду. Вряд ли он действовал по собственной инициативе. Скорее это входило в его обязанности, он должен был следить за пиаром движения, к которому принадлежал.
На этом интервью закончилось, и Саббах предложил попить кофе. Его видимо заранее приготовили, внесли, как только Сергей кивнул в знак согласия. Тем временем хозяин кабинета в котором они находились, посмотрел на дверь и что-то прокричал. За ней находился его помощник, ожидающий, когда Саббах освободится.
От кофе тянулся шлейф ароматного запаха. Громов пригубил чашку, сделал маленький глоток. Он знал, кофе — крепкий, и если выпить чашку залпом, сердце застучит, как «пламенный мотор», а потом начнет давать сбои.
— Мы утром проводим сводку потерь. Фарид все об этом знает, — начал чиновник светскую беседу. — Вот вы с ним и поддерживайте связь. Если действительно хотите объективно отображать все происходящее, то мы с вами будем работать. Ну а если вы настроены проамерикански, то сотрудничества у нас не получится. Мешать мы не будем, но и помогать — тоже. Хотя я вижу по вашим вопросам, что вы действительно желаете понять, что здесь происходит.
Какой на хрен проамериканский настрой? Да после того, как эти пендосы обстреляли в Багдаде дипломатическую колонну, в которой я ехал, каждый раз злорадно радуюсь, когда по телику показывают, как где-нибудь сжигают американский флаг, подумал Громов. Я от счастья прыгать буду, когда долларами начнут стенки обклеивать или задницы подтирать, хотя для этой деликатной миссии они не подойдут, бумага жесткая.
Конечно, вслух он это произносить не собирался, решил ограничиться вполне дипломатичными фразами.
— Мы как раз настроены антиамерикански, — сказал Громов, делая глоток побольше. — Хоть формально мы с ними и союзники в борьбе с глобальным терроризмом, но у нас больше разногласий, чем сходных позиций.
«В общем, они наши заклятые друзья, совсем как британцы в первую и вторую мировую», — мысленно добавил он. Так далеко вдаваться в истории не стоило.
— Мне, простите, уже ехать надо, — стал извиняться Саббах. — Будем расходиться, а то мы представляем из себя слишком соблазнительную мишень для израильских ракет. Я ведь говорил вам, что у них хорошо разведка работает? Узнают о наших перемещениях мгновенно, так что подолгу на одном месте оставаться нельзя. Бегаем от них, как кролики от лисы, будто и не на своей земле живем.
— Можно мы снимем, как вы в машину садитесь?
— Да, только не показывайте номер.
Охрана стояла только при входе в здание, а возле подъезда — два «Мерседеса», чуть поновее тех, на которых обычно передвигались местные жители попроще. Этим машинам было лет по пятнадцать. Чиновник сел в первый «Мерседес». Тот сорвался с места, поднимая облачка пыли. Следом за ним двинулся другой «Мерседес», но на первой же развилке они разошлись в разные стороны.
— Конспираторы… — тихо сказал Илья.
— Фарид, ты не против, если мы немного в этом районе поснимаем? — спросил Сергей.
— Как я могу быть против? — ответил Фарид.
Высотки, этажей в десять, после обстрелов складывались в груды обломков, высотой всего лишь в два этажа. Там, где бомбы взрывались рядом с домами, из окон выбивало все стекла, через некоторые кварталы пройти было просто невозможно. Сергей не рискнул бы лезть через многометровые баррикады, перегораживающие улицу, потому что камень под его ногами мог обвалиться, осыпаться. Запросто можно было оказаться под многометровым слоем обломков, точно как те бедолаги, которых обстрел застал внутри теперь уже разрушенного здания. Спасатели в ярко-оранжевых куртках и красных касках спускали с поводков собак, посылая их искать людей в завалах, собаки нюхали воздух, тыкались носами в камни.
— Там есть люди, — сказал Фарид, словно понимая лай собак. — Еще живые люди. Но глубоко. Тяжело их достать будет.
На губах налипла противная бетонная пыль. Она въедалась в кожу, высушивала ее, скрипела на зубах, забивала рот и горло, дышать и глотать с каждой минутой становилось все труднее. В воздухе ощущался запах взрывчатки, а сладковатый запах смерти появится чуть позже, когда трупы людей, что лежат под обломками, начнут разлагаться.
