Илья не донес кусок креветки до рта. Его глаза настороженно забегали — с лица Сергея на стекло ресторана, за которым плескалось море. Ракета летела откуда-то оттуда. То ли ее запустили с израильского корабля, блокирующего Бейрут, то ли с земли, но отправили не по прямой. С пальцев капал сок, мимо тарелки — прямо на белую скатерть.
Вот куда им бежать и куда прятаться, если ракета попадет в набережную? Но там не было разрушений, значит попасть в набережную ракета могла лишь сбившись с курса. Будь, что будет. Эти мысли с поразительной скоростью отражались на лице Ильи. Потом он, наконец, успокоился и донес кусок креветки до рта.
Казалось, что ракета пролетела прямо над их головами. Тянись за ней огненный хвост, как за кометой, они непременно должны были бы ее увидеть. Спустя несколько секунд — громыхнуло на окраине города.
— Дахия… — пробормотал Громов.
Израильская разведка чуть опоздала. Только сейчас ракета ударила по дому, где днем префект района давал интервью Сергею, но сейчас там никого уже не было.
— Я надеюсь, мы снимать этот взрыв не поедем? — спросил Илья, пережевывая креветку.
— Молчи, а то подавишься. Нет. Не поедем. Ешь, а я, пожалуй, закажу еще.
— И пива! — подхватил Илья.
— И пива, — согласился Сергей.
— У меня есть идея превосходного сюжета, — сказал Фарид на следующее утро, прочитав Сергею сводку новостей.
— М-да? — с подозрением спросил Громов, — и что же это?
— Беженцы, — выдохнул Фарид.
— Беженцы, — повторил Сергей, чуть скривившись.
Ну конечно, тема беспроигрышная. Он мысленно прокрутил сюжет о женщинах и детях, плачущих, причитающих, кричащих о том, что им негде жить, потому что дома их разрушены ракетами. Правительство помогает им, как может. Вероятно, Фариду тему эту спустили сверху, и он теперь старался сделать так, чтобы она получила как можно более широкую огласку. С идеологической точки зрения ее можно было назвать совершенно правильной. Громов и вправду был немного обязан Фариду за интервью с префектом, понимал, что следует и дальше с ним поддерживать хорошие отношения, как с очень важным источником информации. Если отказаться от предложенной темы, Фарид с чистой совестью может потом отказать организовывать дальнейшие интервью с руководством «Хезболлы» и сводки новостей тоже читать перестанет. Притом, тема с беженцами действительно была беспроигрышной.
— Где они? — спросил Громов.
— В парке, — ответил Фарид.
— Что прямо в парке?
— Да. Можете приехать? У вас нет планов на сегодня, относительно сюжетов на другие темы?
— Мы туда приедем, — решил Сергей. — Кодовую фразу говорить надо?
— Не надо.
Вот бы еще на первом плане была табличка с надписью «по газонам не ходить» или «траву не топтать», подумал Сергей, увидев несколько сотен людей. Более всего это скопище напоминало цыганский табор, устроившийся на отдых. Не было только лошадей и кибиток, на которых они приехали. Наверное, их повели на водопой, то есть к ближайшей разрушенной трубе, из которой фонтаном текла вода. Остались только машины — старенькие фургончики или грузовички, немного помятые и облезлые.
Кто-то успел установить палатки, были они все ярких цветов, туристические, хорошо заметные с воздуха на тот случай если путешественники затеряются, и их придется искать. Вероятно, приехав в город, беженцы совершили набег на местный магазин, торгующий туристическими принадлежностями, или сделали это по дороге. Только никто не мог предполагать, что палатки сделаются таким популярным товаром. На всех их не хватило. Неудачникам пришлось растягивать брезентовые тенты, подвешивать их к стволам деревьев и веткам, делая навесы. Вот только стенки у таких навесов все равно получались с дырами. Мужчин среди беженцев было мало. Может они отправились помогать «Хезболла», с оружием в руках?
Табор был шумным. Дети, как обычно, галдели, играли, бегали друг за другом, вытаптывая траву. Женщины сидели возле примусов, разогревали на них чайники или готовили каши, в общем, обживались.
Пока еще условия эти не казались очень антисанитарными. В Москве под палатки общепита часто прячутся крысы, бегают чуть ли не под ногами у прохожих, которые остановились перекусить. Здесь же крысы пока еще не завелись, но скоро должны были появиться. Мусорные баки и урны переполнились. Мусор складывали в коробки. Наверное, в них же справляли нужду, потом относили это за границы лагеря. В таких условиях лагерь долго не просуществует. Международные гуманитарные организации доставляли сюда воду. Из пустых пятилитровых бутылок, которые стояли возле палаток, уже можно было складывать гору.
Сергей не любил подобные съемки. У людей горе, родных может кто потерял, не знает что с ними, а он вынужден расспрашивать их о том, что стряслось, откуда они приехали и как дальше жить собираются. Настраиваясь на эти вопросы, он ходил рядом с палатками и тентами. Люди на него косились. Больше, конечно, на камеру, но если люди в объектив смотрят — это как постановочная фотография получается. Лучше чтобы они не отвлекались от своих дел и не замечали, что их снимает камера.
По телефону Фарид объяснил, что это беженцы из южных районов. Им предлагали поселиться в домах, но они отказываются.
— Почему так? — спросил Сергей.
— Замкнутого пространства боятся, — объяснил Фарид. — Среди них есть и жители Бейрута, те, кто квартир лишился, но стали в последнее время приходить и такие, у кого квартиры целы. Говорят, что боятся в домах оставаться на ночь.
Люди и в самом деле боялись, что бомба может в любой дом попасть, а на открытом пространстве — в парке они окажутся в безопасности. Вот только как раз это и было неправильно. В парке их стены дома от осколков не защищают и, сбейся ракета с курса, сломайся что-нибудь в ее электронных мозгах, попади она сюда, от людей этих останется только мокрое место.
Здесь властвовал матриархат. Одна из мамаш, когда Сергей к ней обратился, начала причитать, что всем семейством они вылезли из-под бомбежки, другая говорила, что она и ее дети боятся в домах ночевать. Она сидела на одеяле, расстеленном на траве, а в руках держала чашку с чаем.
— Когда война закончится? — спросила она у Сергея.
Тому оставалось лишь развести руками. Слушая женщин, он уже обдумывал слова, которыми будет сопровождать интервью, что-то вроде «эти люди заболели клаустрофобией».
Префекта они ослушались и в Тир все-таки поехать собрались. Нельзя сказать, что их не пугали его рассказы, но именно из-за них они и решились отправиться в этот древний город.
— Быть в Ливане и не побывать в Тире? — возмущался Илья, настраивая себя на дорогу и собирая сумку с аппаратурой, — это все равно, что быть в Израиле и не побывать в Иерусалиме.
— Помнится в Иерусалим ты хотел попасть, чтобы себе наколку сделать.
— Но я все равно стремился в Иерусалим!
