Завитушный оживился:
— Я знаю этого человека?
— Никаких фамилий. Я обещал. Ну, раскрутил он свое колбасное предприятие, а потом взял да переписал его на супругу. Наверно, были у него для этого свои соображения. Имеет право.
— Чтобы от налогов уйти.
— Это оставляем за скобками. А жена возьми да волею божией помре…
— Ну, тут просто.
— Погоди, это только начало истории. Пара была бездетной. Желая если не иметь, то хотя бы воспитывать ребенка, они усыновили пацана из приюта.
— Обычное дело.
— Им не хотелось, чтобы когда-нибудь открылась тайна усыновления: они хотели навсегда остаться для ребенка настоящими отцом и матерью.
В поисках подходящего дитяти они писали письма по всем сиротским приютам России, пока из одного пришел ответ, который им показался подходящим. Писал директор далекого сибирского приюта, что у них есть подходящий малыш, такой, какого они ищут. Полтора года, круглый сирота, а по национальности — карачаевец, как они и просили в своем письме.
— Повезло.
— Короче, отправились они в дальний вояж и привезли желанного пацана. Сначала все хорошо было, приемные мать и отец души в нем не чаяли. Потом дела пошли похуже. Паренек-то оказался больно шустрым…
— Ушел от них, что ли?
— Если бы. Парень связался с компанией головорезов, которая занималась темными делишками: воровали, грабили, убивали. Пошел, короче парнишка по кривой дорожке. Понравилось ему руку и в родительский карман запускать.
— А дальше?
— А дальше нашелся доброхот из соседей, который по большому секрету рассказал парню про тайну его усыновления. Тот, услышав такое дело, чуть с катушек не слетел, совсем озверел. И вот финал — события происходят в настоящем времени: сыночек постоянно терроризирует своего приемного отца, и делает это успешно, потому что стал главарем банды, известной на всю Карачаево-Черкесию.
— Чего же он хочет?
— Всего ничего: завод колбасный себе присвоить. Старик поначалу ни в какую. Парень его немного помытарил, ничего не добился. Тогда он поступил проще — выправил себе дарственную на этот самый завод. Мол, папаша подарил свою дорогую игрушку любимому и единственному чаду.
— Тут легко навести порядок, — произнес Завитушный. — Поскольку документ о дарственной экспертизе липовый, отдать его на криминалистическую экспертизу — и все дела.
Матейченков покачал головой;
— В том-то и казус, что документ оказался подлинным.
— Что значит — подлинным?
— Так показала экспертиза: и подписи инстанций, и виза нотариуса — все без подделки.
— Видно, большие деньги плачены.
— И я так думаю. А самое главное выяснилось на закуску: парень оказался не карачаевцем, а чеченцем.
— Позволь, но ведь детдом выдал на него документы?
— Думаю, руководство детского приюта, узнав о желании бездетных супругов взять мальчика-карачаевца, просто подделало на него документы — долго ли умеючи? — произнес генерал. — Зато, глядишь, от лишнего рта избавились.
— А как узнали, что он чеченец?
— Да может, он такой же чеченец, как я африканская княжна, — усмехнулся Матейченков. — Ты еще не убедился, что мы живем в мире фальсификаций?
— Давно убедился.
— И потом, разве вообще в национальности дело? — Продолжал генерал. — этот парень притащил за собой чеченскую мафию, которая хочет наложить лапу не только на злосчастный колбасный завод, но и на весь район.
— Кажется, я догадываюсь, какой это район.
— И таких примеров — сотни, тысячи. Вот и попробуй в подобных случаях поделить имущество!
— Только начнешь — дым до небес поднимется, — вставил шофер, ловко объезжая очередную лужу.
— Наша задача — чтоб дыма не было.
— И огня, — заключил генерал.
Они уже подъезжали к месту, когда Завитушный нарушил продолжительное молчание:
— Знаешь, Иван Иванович, я ведь когда-то французский изучал. В школе И до сих пор не могу понять одну вещь.
— Какую?
— Почему французы называют свою столицу «Пари», а мы — «Париж». Может, объяснишь, в чем здесь закавыка?
— Объясню. Дело в том, друг ситный, что у нас все — через «ж».
На сей раз даже невозмутимый водитель улыбнулся.
* * *
Хотя в комнате было прохладно — все время шелестел невидимой кондиционер, нагоняя утреннюю свежесть — с допрашиваемого семь потов сошло. Каждый вопрос Верховного бил не в бровь, а в глаз.
— Ты отвечал за операцию, не так ли? — вперил в него немигающий взгляд Верховный шейх.
— Я…
— Вот и отвечай. А на командира соединения не ссылайся.
— Хорошо, ваше святейшество.
— От чьих рук погибла Элен?
— Кто-то из русских угодил ей чем-то тяжелым в висок.
— «Кто-то», «чем-то», — передразнил Верховный. — А ежели тебя кто-то, да чем-то, что тогда?
— Упаси, Аллах… — пробормотал несчастный шейх, удерживая себя от того, чтобы пасть перед Верховным на колени.
— Вспомнил-таки Аллаха, — загремел святой отец. — А когда операцию проваливал, не вспоминал? Почему тело Элен не доставил в горы?
— Но я же не знал, что она погибла.
— Почему не связался по мобильной связи с водителем?
— Мобильная связь в регионе нарушена.
— Это еще почему?
— Говорят, по приказу этого самого выжившего полномочного представителя, — пробормотал шейх.
— Кто говорит?
— Мой источник в черкесской милиции.
— Наверно, источник такой же мутный и грязный, как ты сам, — мимоходом заметил Верховный, или Головной — правоверные называли его и так, и сяк. — Выходит, ты забыл, что погибший от рук врага правоверный должен быть похоронен в тот же день, причем в надлежащем месте?..
— Но я же все объяснил… — начал допрашиваемый.
— Молчать! — треснул по столу кулаком Верховный. — Аллаху будешь на том свете объяснять. Вернее, дьяволу, ибо место тебе в преисподней. Почему я тебе должен объяснять порядок твоих действий? Почему ты не поехал вместе с ней на операцию и не ждал в машине, пока она не снимет полпреда? Может, поведи ты себя правильно, она бы не погибла?!
Голос Верховного дрогнул.
— Ты, и только ты виноват в том, что погибла трепетная правоверная душа, душа, которая по своей доброй воле пришла в лоно мусульманства…
Магомет-Расул хотел было заметить, что душа бессмертна, и потому ее нельзя погубить, но промолчал, только глядел застывшим взглядом на беснующегося Верховного шейха.
