Здесь каменные стены тоже были покрыты всякими картинками — бело-красно-черными. «Как и в прошлый раз, животные, — заметил про себя Ринсвинд. — И опять художник так себе».
Капая водой, он остановился перед одним рисунком. Кажется, на нем пытались изобразить кенгуру. Узнаваемые уши, хвост и клоунские лапы. Но в целом животное выглядело… незнакомым. Рисунок был покрыт таким множеством линий и наложенных мелких сеточек, что создавалось весьма странное впечатление. Как будто художник задался целью показать кенгуру не только снаружи, но и изнутри, а также изобразить, каким зверь был в прошлом году, каким сегодня и каким станет на следующей неделе и о чем этот кенгуру вообще думает. Все это попытались уместить в одном рисунке и при помощи обыкновенных охры и угля,
И вдруг изображение словно бы ожило.
Ринсвинд даже сморгнул. Глаза его разъезжались в разные стороны, будто ноги на льду. Неприятное ощущение…
Он поспешил прочь вдоль стены пещеры, стараясь уже не вглядываться в наскальную живопись, и вскоре путь ему преградила большая груда булыжников, по которой можно было выбраться на поверхность. Однако сбоку от груды была небольшая щелка, в которую можно было бы пролезть. Ринсвинд опасливо заглянул в неведомую темноту. Похоже, это была не пещера, а туннель, у которого обрушился потолок.
— Ты прошел мимо, — произнес кенгуру.
Ринсвинд повернулся. Кенгуру стоял на миниатюрном пляже оазиса.
— А ты здесь откуда?
— Об этом потом, но ща я тебе кой-чего покажу. Кстати, если хошь, можешь называть меня Скрябби.
— Как-как?
— Мы ведь комрады, точняк? Я здесь, чтобы ПОМОЧЬ тебе.
— О боги…
— Один ты не выживешь, друг. Ты вообще не думал, благодаря кому ты дожил до сегодняшнего дня? В наши дни воду здесь фиг найдешь.
— Ну, не знаю, просто я все время падал в…
Ринсвинд осекся.
— Точняк, — отозвался кенгуру. — И тебе не кажется это странным?
— Ну, я считал, что это обычное везение… — Ринсвинд задумался над только что сказанным. — Должно быть, совсем с ума сошел.
В пещере даже мух не было. Время от времени слышался тихий плеск волн, но это нисколечко не успокаивало, поскольку никаких рыб, способных возмутить поверхность водоема, не наблюдалось, да и ветра тут не было. А где-то там, наверху, палило солнце, и мухи вились, как… очень много мух.
— А почему здесь так тихо? — подозрительно осведомился он.
— Иди сюда, глянь.
Ринсвинд, вскинув вверх руки, попятился.
— Я очень не люблю когти. И зубы. И клыки. И…
— Просто глянь на этот вот рисунок, друг.
— Ты про кенгуру?
— Про какого кенгуру, друг?
Ринсвинд окинул взглядом стену. На том месте, где раньше пребывало изображение кенгуру, теперь было пусто. Чистый камень.
— Готов поклясться…
— Говорю, ты сюда лучше глянь.
Ринсвинд опустил глаза на камень. Его поверхность выглядела так, как будто сначала множество людей приложили к ней ладони, а потом сверху плеснули охрой.
Он вздохнул.
— Ясно, — устало сказал он. — Проблема мне понятна. Со мной такое постоянно происходит.
— Ты это о чем, друг?
— Когда я щелкаю иконографом, все получается точно так же. Находишь интересную композицию, бес начинает яростно рисовать, а когда из иконографа вылезает рисунок, выясняется, что в самом его центре красуется твой большой палец.
У меня все полки завалены иконографиями моего большого пальца. Я как будто вижу, как этот твой художник, весь вдохновение, набрасывает образы, кладет широкие мазки и только в самом конце замечает, что забыл убрать руку с…
— Да не. Я говорю о той картинке, что чуть НИЖЕ, друг.
Ринсвинд пригляделся внимательнее. И вдруг то, что он принял за трещинки в камне, сложилось в тонкие линии. Ринсвинд прищурился. Линии сплетались в образы… Ну да, здесь рисовали фигуры… В них есть что-то…
Он сдул с изображения песок.
Ну да, он не ошибается…
…Странно знакомое…
— Во-во, — словно издалека донесся голос Скрябби. — Правда на тебя похоже, а, друг?
— Но это… — начал было Ринсвинд и выпрямился. — И давно тут эти картинки?
— Дай-ка прикинуть, — ответил кенгуру. — Солнца нет, дождя нет, в укромненькой пещерке, где и ветра не бывает… Двадцать тысяч лет?
— Полная ерунда!
— Гм-м, а ведь ты, пожалуй, прав, друг, — согласился кенгуру. — Потянет на все тридцать, учитывая условия. Вон те отпечатки ладоней, что чуть выше, — они здесь не меньше пяти тысяч лет. А эти совсем поистерлись… Стал' быть, ну очень они древние, им десятки тысяч лет, да только вот…
— Только вот что?
— На прошлой неделе их тутова не было, друг.
— То ты говоришь, им десятки тысяч лет… и вдруг они появились чуть ли не неделю назад?
— Ага! Я знал, что ты умный друг.
— И сейчас ты мне объяснишь, что все это значит?
— Точняк.
— Поищу-ка я себе что-нибудь на ужин.
Ринсвинд поднял камень. В лунке лежали два бутерброда с вареньем.
Волшебники были людьми цивилизованными, образованными и культурными. И, оказавшись на необитаемом острове, они не растерялись, а мгновенно смекнули: перво-наперво следует найти стрелочника.
— Ведь ясно же было как день! — вопил Чудакулли, бешено размахивая руками в районе того места, где прежде висело окно. — Я же специально прикрепил табличку!
— Да, но у тебя самого на двери в кабинет висит табличка «Не Беспокоить», — возразил главный философ. — И все равно каждое утро госпожа Герпес приносит тебе чай!
— Господа, господа! — вмешался Думминг Тупс. — Есть куда более неотложные вещи, которые нужно выяснить!
— Совершенно верно! — внес свою лепту декан. — Это все он виноват. Слишком мелко написал!
— Я не о том! Надо незамедлительно…
— Здесь ДАМЫ! — рявкнул главный философ.
— Дама, — веско и подчеркнуто поправила госпожа Герпес, словно игрок, кладущий на стол выигрышную карту.
Она была спокойна и непоколебима, и на ее лице отчетливо читалось: «Когда кругом столько волшебников, мне не о чем беспокоиться».
Волшебники сбавили тон.
— Йа извиняюсь, есьли сделала чьто-то не то, — сказала она.
— Не совсем не то, — поспешил заверить Чудакулли. — Ну, может, чуть-чуть. Самую малость.
— Ошибиться мог кто угодно, — добавил главный философ. — Я и сам еле разобрал, что там написано.
