— Да С Кем Не Бывает!
— Я Даже Покраснел! В Следующий Раз, Наверное, Собственную Голову Забуду!
Где-то во мраке со скрипом растворились оконные ставни.
— Э-э, господа, прошу прощения…
— Вот Ключи! — возвысил голос Страх О'Люд.
— Весьма Обязан!
— Не могли бы вы… — продолжал неуверенный голосок, словно бы извиняющийся за столь наглую просьбу.
— Ворота На Замке! — немного погодя выкрикнул привратник, возвращая ключи.
— …Быть может, говорить ЧУТЬ-ЧУТЬ потише…
— Да Благословят Боги Всех Присутствующих! — проорал Страх О'Люд, на раскрасневшейся шее которого уже начали проступать вены.
— И На Сей Раз Запомни Хорошенько, Куда Их Кладешь! Ха! Ха! Ха!
— Хо! Хо! Хо! — вне себя от ярости возопил Страх О'Люд.
Он деревянно отсалютовал, подчеркнуто громко топая, совершил Поворот Кругом и зашагал обратно к сторожке слугобразов, что-то бормоча себе под нос. Церемония состоялась.
Окошко маленького университетского санатория захлопнулось.
— Как же этот человек меня злит, — вздохнул казначей. Порывшись в кармане, он извлек зеленую коробочку с пилюлями из сушеных лягушек. Крышка открылась не сразу, а когда наконец открылась, несколько таблеток раскатились по полу. — И напоминаний я посылал ему не счесть. А он упорно твердит, мол, такая традиция, и все же… Не знаю, по-моему, он следует ей слишком уж… громогласно. — Казначей высморкался. — Ну, как он?
— Не слишком хорошо, — отозвался декан.
Библиотекарь был очень, очень болен.
Закрытые ставни быстро залепило снегом.
Перед камином с ревущим там пламенем громоздилась куча одеял. Время от времени по одеялам пробегала дрожь. Волшебники встревоженно наблюдали.
Профессор современного руносложения лихорадочно листал книгу.
— Мы ведь даже не знаем, стар он или молод! — вдруг воскликнул он. — В каком возрасте орангутан считается старым? К тому же он еще и волшебник. И вдобавок все дни проводит в библиотеке. То есть постоянно подвергается магической радиации. Ясно одно: его морфогенетическое поле сейчас крайне ослаблено из-за простуды. Но что это за простуда, которая влияет на морфополе?!
Библиотекарь чихнул.
Форма его тела изменилась.
Волшебники с болью в глазах взирали на нечто напоминающее удобное кресло, которое зачем-то обтянули рыжеватой шерстью.
— Как же нам ему помочь? — пробормотал Думминг Тупс, самый молодой член преподавательского состава.
— Может, сверху пару подушечек положить? — предложил Чудакулли.
— По-моему, аркканцлер, это не очень смешная шутка.
— Почему шутка? Подушки — лучшее средство от любых жизненных невзгод, — авторитетно сообщил Чудакулли, человек, никогда не знавший, что такое болезнь.
— С утра он был столом. Рыжего дерева, если мне не изменяет память. По крайней мере, своего натурального цвета он более-менее придерживается.
Профессор современного руносложения со вздохом захлопнул книгу.
— Итак, он утратил контроль над своими морфогенетическими функциями. Да это и неудивительно. Изменившись однажды, в дальнейшем морфополе изменяется все легче и легче. Хорошо известный факт.
Взглянув на окаменевшую улыбку аркканцлера, профессор современного руносложения вздохнул еще раз. Наверн Чудакулли славился своим умением не вникать в проблему, если рядом был кто-то, способный сделать это за него.
— Изменить форму живого существа довольно трудно, но только в первый раз. Потом это становится все легче и легче, — перевел он.
— Гм-м?
— До того как стать приматом, библиотекарь был человеком. Припоминаешь?
— О! Конечно, — закивал Чудакулли. — Подумать только, я и в самом деле так привык к его нынешнему облику… Но наш юный коллега Думминг утверждает, что люди и приматы — близкие родственники.
На лицах остальных волшебников не отразилось ровным счетом никаких эмоций. Думминг, напротив, скривился.
— Он мне даже показывал невидимые писания, подтверждающие эту теорию, — пояснил Чудакулли. — Удивительная вещь.
Нахмурившись, старшие волшебники воззрились на Думминга Тупса. Так обычно смотрят на человека, которого поймали за курением на фабрике фейерверков. Что ж, теперь понятно, кто во всем виноват. Тот же, кто и всегда…
— Но… ты уверен, что это было безопасно? — осторожно осведомился декан.
— Я, знаешь ли, здесь аркканцлер, — спокойно ответил Чудакулли.
— Бесспорно, аркканцлер. — Голосом декана можно было резать сыр.
— Мне необходимо вникать во все. Вопрос морали, — продолжал Чудакулли. — И дверь в мой кабинет всегда открыта. Я вижу себя как полноправного члена команды.
Думминг опять поморщился.
— А вот у меня, по-моему, никаких родственных связей среди приматов нет, — задумчиво произнес главный философ. — Иначе бы я точно знал. Получал бы приглашения на свадьбы, крестины и прочее. И родители объясняли бы мне: «Не обращай внимания, дядя Чарли и должен так пахнуть». А по стенам висели бы портреты…
Кресло чихнуло. После нескольких неприятных мгновений морфогенетической неопределенности тело библиотекаря приняло свою прежнюю форму. Волшебники в ожидании новых превращений внимательно наблюдали.
Вспомнить, как библиотекарь выглядел в те времена, когда пребывал еще в человеческом облике, было весьма затруднительно. И как его звали, тоже никто не помнил.
Его жизнь как примата началась много лет назад, после мощного выброса магической энергии. В библиотеке, где в опасной близости теснится огромное количество крайне нестабильных волшебных книг, вероятность подобного события всегда существует. Однако библиотекарь безропотно принял свою судьбу, тем более что судьба эта значительно упростила ему жизнь. Очень скоро крупная косматая фигура, зацепившаяся рукой за верх стеллажа и ногами переставляющая книги на нижних полках, стала одним из самых узнаваемых символов Университета, а преданность библиотекаря работе даже ставили в пример…
Аркканцлер Чудакулли, в чьей голове предательски составилась последняя фраза, вдруг осознал, что машинально набрасывает текст будущего некролога.
— А доктора приглашали? — осведомился он.
— Сегодня днем приходил Джимми Пончик
[4]
, — сообщил декан. — Хотел измерить библиотекарю температуру, но тот его, кажется, укусил.
