Но, как правило, все было по-другому, хотя, повторюсь, радость от возвращения, причем у многих в гораздо более комфортных условиях, чем во время переброски в Египет, компенсировала любое недовольство.
«Поездом едем до Александрии. Далее борт теплохода «Россия». Стюардессы, бары и т. д. Правда, только пятая часть стюардесс от штата, они выполняли роль официанток во время обеда. Бары не функционировали, парикмахерские тоже.
Мне вручили билет в каюту № 17 — люкс. Старшая стюардесса Мария Николаевна Вечная рассказала, сколько знаменитых людей было в этой каюте, включая уважаемого мной Алексея Николаевича Косыгина. А старшая стюардесса — Мария Николаевна, которая вместе с мужем, к тому времени уже покойным, ходила на этом, немецкой постройки теплоходе более 30 лет и историй знала премножество. В этой каюте нас поселили втроем, но постоянно находилось 5–6 человек: весь наш бункер с авиабазы Кайро-Уэст переселился сюда вместе с запасом спирта и закусок, потому что у нас в каюте был холодильник и стол для разделки продуктов. Дулись в преферанс и ждали скорейшего возвращения в порт, откуда более года назад нас увезли в Египет. Босфор проходили днем. Прогулочные катера, музыка, веселье. Обе части Стамбула уже связывает красавец вантовый мост, которого не было чуть более года назад.
К родному берегу подходим глубокой ночью. На освещенном берегу видим группы военных, среди них и генералы, и пограничники. Все ринулись на один борт. Шум, гам, неразбериха. Потом уже дружное «Здравствуй, Родина!» и многоголосое «Ура!», которое было слышно за много километров. С причала в мегафон раздается: «Прекратить шум!» А как его прекратить? Да и никогда не понять этому человеку, который кричал в мегафон, что это такое — вернуться на Родину с войны живым, после такой долгой разлуки с ней. Здоровье проверяли сразу при выходе с корабля, заставив всех приспустить брюки. Некоторых с дизентерией отправили проходить карантин в соседний палаточный городок. Бочки с селедкой, черный хлеб в избытке. Какая радость!»
[76]
То же самое было и у сержанта Воробьева: «В пыльных открытых вагонах в густом чаде паровозного дыма мы едем в порт. Вагоны подают прямо к причалу, где уже стоит теплоход «Россия» и из его палубы на нас с интересом смотрят наши русские девушки-стюардессы. Никто не командовал, но такого дружного и раскатистого «ура» еще не слышала многовековая Александрия. Трудно передать словами то состояние счастья, которое светилось на наших запыленных лицах. По накалу эмоционального взрыва это напоминало 9 мая сорок пятого года. Только это уже был нами выстраданный праздник, наш май и конец нашей войне. Египетский поход закончен. Наша миссия выполнена. Ни одна израильская бомба, ни одна ракета не взорвалась на территории военных аэродромов, а также в городах Каир, Асуан и Александрия. 448 напряженных суток, в течение которых мы были лишены простых человеческих радостей и ограничены в малейших проявлениях свободы, были позади.
Мой номер каюты — 247. Мягкая постель, чистое белье. Можно расслабиться, но нечем. Корабельные буфеты закрыты. Ограничились песнями под гитару, созерцанием таинственных островов в Средиземном море и проливов Дарданеллы и Босфор. Посмотреть Стамбул вышли на палубу даже те, у кого были заначки со спиртным.
На Родине встретили нас настороженно. Когда «Россия» пришвартовалась к причалу николаевского порта, на наше «ура» последовала команда: «Прекратить!» В Николаеве нас снова переодели в военную форму, взяли подписку о неразглашении военной тайны, вручили медали и отправили по домам».
[77]
Кому-то — по домам, а кого-то — и дослуживать оставшийся срок в какой-нибудь части среди незнакомых людей. Боевой стаж войны — год за три — никому не засчитывался, потому что и войны никакой не было, и наших там не было — отметок о пребывания в Египте практически ни у кого в воинском билете не оказалось. Как всегда, перевесили соображения пресловутой «секретности».
Тем, кого цитировали выше, еще повезло — они не вкусили полной меры унижений по прибытии домой. У них никто не отбирал и не вымогал тех несчастных сувениров или заработанных чеков, которые они привезли. Еще десять лет назад подобное в Советской армии было бы немыслимо. Но в начале 1970-х годов Советский Союз, его армия, да и просто многие люди были уже совсем другими. Впервые это заметили еще в Египте, когда в 1971 году прибыла замена из Союза: «Когда в марте 1971 года половина бригады уехала в Союз, на их место прибыли новички. Новыми были командиры и их замы, то есть руководство дивизии, бригад и дивизионов. А замзамов, часть инженеров и техников остались еще на 100 дней. Как у Ю. Полякова в «Сто дней до приказа». Хорошие взаимоотношения сложились не у всех. Мы еще жили воспоминаниями о боях, о потерянных товарищах. У них этого груза за спиной не было. Они в первую очередь интересовались, что, где и как можно купить, можно ли заработать на машину, какие льготы ждут в Союзе, кто на какую должность назначен из первой партии, отправленной на Родину, и т. д. Это все настолько вылезало наружу, что вызывало негативную реакцию у оставшихся, которые прибыли сюда воевать за идею и только потом узнали о льготах, которые во многом не реализуются и поныне».
[78]
Люди, которые приезжали служить уже не за идею, а только за возможность заработать, — знаковое изменение в советской жизни. Само по себе желание заработать совершенно естественно, но все чаще появлялись персонажи, готовые зарабатывать любой ценой, даже вымогательством и воровством у своих. Хотя расцвет злоупотреблений был во второй половине 1970-х, ко временам афганской войны, но с таким злом «повезло» встретиться уже некоторым военным, прибывавшим из Египта.
Вот что с горечью вспоминал Нечесов: «В 23 часа — построение во дворе большой гостиницы, «ни тебе спасибо, ни тебе до свидания» — погрузились в два «Урала» и — прощай, Бени-Суэйф. По дороге захватили ребят в Ком-Аушиме, и в 2 часа ночи были уже в Каире, в районе Насер Сити-1. Никто нас не встретил, никому мы были не нужны — кто гулял до утра по ночному Каиру, кто спал в кузове «Урала». В восемь утра приехал наш казначей из офиса, выдал по ведомости нашу «зарплату» в сертификатах «Союзвнешпосылторга», покормили нас завтраком в столовой на Насер-Сити и поехали в аэропорт. В аэропорту обошлось без провокаций, загрузились в Ил-18, в 10.00 — «колеса в воздухе». Последний взгляд на землю Египта, где осталась часть нашей жизни.
Самолет взял курс на Львов — там, в лесу, за 30 км от города на технических складах был пункт приема солдат и сверхсрочно служащих «египтян». Через шесть часов приземлились во Львове.
Первой в самолет зашла женщина-врач, проверила медицинские сертификаты, предупредила, что в течение месяца при любом заболевании сообщить в медучреждение, из какой страны прибыл. Потом зашел майор, раздал наши документы, списки на солдат. И только после них зашли пограничники проверять документы.
