Если читатель, перевернув последнюю страницу этой книги, признает, что узнал нечто новое, ранее ему неизвестное, — значит, автору удалось выполнить намеченную задачу
Глава первая
Сколько стоит побомбить Берлин?
Первым из нормативных документов Великой Отечественной войны, в котором речь шла о денежном вознаграждении за военный успех, стал приказ о поощрении участников бомбардировки Берлина, который нарком обороны, Иосиф Сталин, подписал 8 августа 1941 года.
В нем было сказано:
«В ночь с 7 на 8 августа группа самолетов Балтийского флота произвела разведывательный полет в Германию и бомбила город Берлин.
5 самолетов сбросили бомбы над центром Берлина, а остальные на предместья города.
Объявляю благодарность личному составу самолетов, участвовавших в полете.
Вхожу с ходатайством в Президиум Верховного Совета СССР о награждении отличившихся.
Выдать каждому члену экипажа, участвовавшему в полете, по 2 тысячи рублей.
Впредь установить, что каждому члену экипажа, сбросившему бомбы на Берлин, выдавать по 2 тысячи рублей.
Приказ объявить экипажам самолетов, участвовавших в первой бомбежке Берлина, и всему личному составу 81-й авиадивизии дальнего действия.
Народный комиссар обороны И. СТАЛИН»
[1]
Впоследствии с «уравниловкой», когда одинаковая сумма вручалась каждому члену экипажа самолета, бомбившего Берлин, было покончено.
Согласно приказу наркома обороны от 26 марта 1943 года командир корабля, штурман и борттехник за каждую успешно выполненную бомбардировку политического центра (столицы) противника получал денежную награду в размере все тех же 2000 рублей, а остальные члены экипажа — в размере 1000 рублей каждый. Таким образом, остальные члены экипажа — стрелки-радисты и воздушные стрелки — стали получать вдвое меньше. Но зато к Берлину в материальном отношении были приравнены Будапешт, Бухарест и Хельсинки, которые время от времени бомбила советская авиация.
Летом безрадостного 1941 года желание Сталина наградить участников успешного воздушного рейда на вражескую столицу не только орденами вполне понятно, Эги летчики в тот трагический период стали любимцами армии и народа. Трудно переоценить ободряющее психологическое воздействие этих налетов в период почти непрерывного отступления советских войск. Все еще не так плохо — ведь наша авиация бомби г Берлин.
Хотя дислокация авиачастей, участвовавших в бомбежках Берлина, была строжайшей военной тайной, местное население, живущее поблизости от аэродромов, как водится, прекрасно знало «берлинских» летчиков и всячески демонстрировало им свои симпатии.
Вот как об этом вспоминал один из современников: «У инвалида махорку покупали немногие, и он между делом организовал игру в «веревочку»; лихо метал шнурок, набрасывая три петельки и предлагая желающим угадать, какая из трех затянется на пальце. Если петелька затягивалась, инвалид платил махоркой, если соскальзывала с пальца — а это случалось чаще. — требовал деньги. Мы часто приходили понаблюдать за игрой, стараясь разгадать ее секреты.
Однажды, пpeрвав игру, инвалид указал грязным пальцем на летчиков, покупавших у одной из трех баб-мумий топленку и с гордостью сказал:
— Смотри туда, хлопцы! Вон те ребята Берлин бомбят!
В поселке поговаривали, что на аэродроме базируется соединение тяжелых дальних бомбардировщиков, которые взлетают ночью и уходят куда-то далеко за реку. Собирая сухие сучья и шишки вместо дров, с опушки леса мы часто видели идущие на посадку четырехмоторные бомбардировщики. Это были Пе-8 Но то, что именно они ле1ают на Берлин, никто из нас не знал. Только после воины, когда работал уже секретарем горкома ВЛКСМ и меня однажды пригласили в городской Дом культуры на встречу ветеранов, я и узнан, что в то время в поселке базировалось соединение, созданное по приказу Ставки в марте 7942 года с целевым назначением — полеты на фашистский Берлин.
А в тот слякотный октябрьский день трое молодых ребят, одетых в одинаковые меховые оегланы с капюшонами, спокойно пили топленое молоко. Когда они проходили мимо нас, инвалид вдруг закричал хриплым, срывающимся голосом:
— Бей их, гадов! Бей их, сволочей, за мои ноги!
Один из летчиков обернулся, и я запомнил его: красивое, чуть овальное лицо, карие глаза и пышные черные усы. Роста небольшого, стройный, с мягкой пружинистой походкой. Он ничего не сказал инвалиду только посмотрел как-то особенно пристально и, мне показалось, едва улыбнулся..»
[2]
Надо заметить, что летчики авиации дальнего действия прекрасно понимали значение налетов на Берлин и то, как по-особому к ним относятся окружающие. Герой Советского Союза летчик Борис Тихомолов написал в воспоминаниях:
«Радиодиктор Юрий Левитан, которого Гитлер посулил повесить, как только немецкий сапог ступит в Москву; торжественно вещает всему миру: «Большая группа наших самолетов бомбардировала военно-промышленные объекты Берлина, Кенигсберга, Данцига, Штеттина…»
Мы, летчики, все экипажи, все, кто в данный момент находились в части, собирались возле репродуктора и слушали в строгом молчании. Да, это о нас, о нашей работе, о наших делах. Мы понимали: сейчас это сообщение Совинформбюро слушает вся страна. Слушают женщины-работницы, недавние домохозяйки, с потемневшими от металла пальцами и почти такими же от недоедания и недосыпания лицами, заменившие у станков мужей, готовящие оружие и боеприпасы для фронта. Колхозницы, одни в обезлюдевших деревнях кормящие армию и город, сами впрягающиеся в плуги, чтобы пахать землю, потому что лошадей почти не стало. Они слушали эту сводку, и на душе у них становилось легче: значит, не только фашисты бомбят наших, но наши им тоже дают… И пехотинцам, артиллеристам, саперам — всем родам наземных войск, испытавшим на себе удары «юнкерсов» и «мессершмиттов», им тоже становилось веселее, и крепла вера в нашу конечную победу Да и у самих летчиков АДД — авиации дальнего действия — распрямлялись плечи: нет, ничто не проходит бесследно, и наши жертвы тоже. Пусть не спят по ночам и трясутся от страха немецкие бюргеры. Пусть их гансы и фрицы на передовой получают из дома тревожные вести».
[3]
Летчикам, совершавшим налеты на вражескую столицу, прощали многое из того, что не простили бы другим. Вот как встретили на земле после налета на Берлин в 1942 году экипаж Тихомолова. В нарушение приказа, категорически запрещавшего посадку в Москве, объявленной запретной зоной, Тихомолов по техническим причинам посадил свой самолет на центральном московском аэродроме: