Когда мы вошли, в зале — на секунду, не больше — произошло замешательство. На секунду стих гул, на долю секунды — короткие взгляды, брошенные, будто невзначай в нашу сторону Затем победила столичная корректность. Все занялись своими делами, но в воздухе еще витали обрывки разговора:
— Экипаж из Берлина…
— Берлин бомбили…
— Ну-у-у?!
— Плохая погода — мало дошло..
— А этих подбили…
Мы сели к столу и, взгромоздив себе на колени свое «барахло», уткнулись взглядами в скатерть. Тотчас же к нам подплыла дебелая официантка с накрашенным ртом. Хлоп-хлопI — перед нами тарелочки с перловой кашей и сбоку, выпятила голые ребра — какая-то костлявая рыбешка.
Есть не хотелось. Давила усталость Мы выпили отдаленно-сладкого чая, пахнувшего мочалкой, и поднялись.
— Мерси!
Официантка проводила нас жалостливым взглядом.
Словно во сне мы вышли на улицу; сели в машину приехали на аэродром. Погода улучшилась. По умытому небу плыли чередой редкие клочки облаковг; и от них по земле, догоняя друг друга, бежали по-осеннему четкие тени.
В воздухе прогудел «ИЛ-4», сделал круп выпустил шасси, приземлился и подрулил прямо к нам.
«За нами, — догадался я — Кто там, интересно?»
Из самолета вылез и легко соскочил на землю невысокий, коренастый летчик. Я пригляделся: командир корпуса Логинов!
Сон продолжался. Oн не очень удачно начался, не так сказочно кончается. Раз прилетел сам генерал, значит, действительно, наша посадка в Москве наделала много шуму.
Генерал усадил нас в самолет и привез домой. Мы снова оказались в столовой.
Стакан чуть-чуть разведенного спирта, отбивная с жареным картофелем, соленые огурчики. Огненная жидкость враз растеклась по жилам, снимая без остатка мучительную боль и страшную усталость. Душа покатилась в розовы 11 рай. Передо мной сидел усердно работавший ножом и вилкои розовощекие, бодрый, помолодевший на сто лег Евсеев. И говорил он умные-умные вещи Смешные По стенам сюловон порхали веселые солнечные заичики, и в воздухе висела радость. Задание выполнено! Задание выполнено! Было так хорошо!».
[5]
Какая там ответственность за посадку в Москве! Эти летчики Берлин бомбили. Генерал лично обеспечил им нормальное питание А Сталин приказал выдать по две тысячи рублей каждому.
Повышенное внимание к материальному стимулированию тех, кто, по его мнению, был в данный момент особенно необходим в важном деле, Сталин проявлял и до начала войны. Необходимость подкрепить энтузиазм рублем он вполне понимал.
Вот какой эпизод приведен в воспоминаниях Главного маршала авиации Александра Голованова. Он, в iy пору шеф пилот Аэрофлота, после финской войны предложил создать соединение в 100–150 самолетов, способное выполнять особо важные задания в глубоком тылу противника при любых метеоусловиях. Сталину идея понравилась, и он решил для начала создать полк, способный решать такие задачи. Возглавить полк он предложил Голованову, не забыв при этом позаботиться о гом, чтобы новое назначение не нанесло материального ущерба летчику:
— А теперь у меня к вам вопрос, — подойдя, сказал Станин. — Сколько жалованья вы получаете?
— Постановлением Совнаркома мне, как шеф-пилоту Аэрофлота, определено четыре тысячи рублей в месяц, — несколько озадаченно ответил я.
— А сколько получает командир авиационного попка? — спросил Сталин, обращаясь к наркому обороны Маршалу Советского Союза Тимошенко. — У нас такого оклада и нарком не получает. Командир попка получает у нас тысячу шестьсот рублей, — ответил маршал Тимошенко.
Стало тихо
— А сколько же вы вообще зарабатываете? — спросил Сталин. Разговор принимал неприятный для меня оборот.
— Товарищ Сталин, я за деньгами не гонялся и не гонюсь. Положено тысячу шестьсот рублей — буду получать такой оклад.
— А все-таки сколько вы зарабатываете?
— Много — ответил я несколько повышенным тоном и умолк.
Мне было неприятно и обидно, что столь хорошо начавшийся разговор об организации полка вдруг переключился на меркантильные, второстепенные, как я считал, вопросы.
Я почувствовал, что мои ответ воспринят присутствующими неблагожелательно. Сталин ходил молча, покуривая трубку Поравнявшись со мной, он остановился и спокойно сказал:
— Ну вот что, вы, как командир полка, будете находиться на казенных харчах, вас будут задаром обувать и одевать, у вас будет казенная квартира. При всем этом, видимо, целесообразно оставить вам получаемое жалованье Зачем обижать человека, если он идет на ответственную, серьезную работу? Как товарищи? — обратился он к присутствующим.
Послышались голоса: «Правильно, правильно!»
— Вы удовлетворены? — спросил он, обращаясь ко мне
— Конечно, вполне удовлетворен, товарищ, Сталин.
— Ну вот и хорошо. Пора уже вам одеваться ь военную форму и приступать к работе. Форму вам шьют?
— Наверное, скоро сошьют, — ответил я.
Приказа о моем назначении и присвоении мне воинского звания еще не было поэтому и формы не было, но говорить об этом Сталину я постеснялся К тому же я испытывал естественное чувство неловкости от такого внимания ко мне. Позже я узнал, что дело было не во мне, что у Сталина было в обычае не только спрашивать с людей, но и заботиться о них, Мне, например, пришлось быть свидетелем такого случая. В 1942 году промышленность перебазировалась на восток, но не все ладилось в ее организации. Плохо шли дела с программой на одном из танковых заводов Обсуждался вопрос: что делать? Кто-то из товарищей предложил поспать туда директором завода одного из замнаркомов, сильного организатора, которые сумеет выправить положение.
Сталин спросил:
— Сколько получает директор завода?
Ему назвали сумму
— А замнаркома?
Оказалось, намного больше.
— Семья у него есть? — Последовал утвердительный ответ.
— Как же вы его будете посылать директором завода и снижать его зарплату, если он хорош и и работник?
— Он коммунист и обязан выполнять решения.
— Мы все не эсеры, — заметил Сталин. — А со своею должностью он здесь справляется?
— Вполне.
— А вы говорили ему, что хотите рекомендовать его на должность директора завода?
— Нет.
