Весь ход операции «Тайфун», характер больших и малых боев и сражений октября и первой половины ноября 1941 года говорили о том, что немецкие войска концентрируют свои удары по двум основным осям, по двум направлениям – Волоколамско-Клинскому и Тульско-Кашир скому. Однако разведка все чаще и настойчивее приносила сведения, которые говорили о том, что не исключен удар и на центральном участке фронта. Таким образом, создавались предпосылки для формирования третьего направления.
18 октября 1941 года в штаб 33-й армии из штаба Западного фронта пришло предварительное боевое распоряжение. По сути дела, это был первый приказ генерала Жукова генералу Ефремову, хотя формально, до прибытия в армию нового командующего, сутки исполнением распоряжения занимался комбриг Онуприенко.
«1. Противник во второй половине дня 17.10.41 ворвался в г. Верею и стремился развить успех на северном и северо-восточном направлениях.
2. 151 мсбр организует оборону по северному берегу р. Протва. Приказом войскам Запфронта 33 армия с 18.10.41 в составе: 222, 110, 113 сд, 151 мсбр, 9 тбр и частей Наро-Фоминского гарнизона имеет задачу – отбросить противника из района Верея и Боровск и организовать упорную оборону на рубеже Архангельское – Федорино – Ищеино.
3. Командирам соединений немедленно выслать в штарм-33 – Ново-Федоровка представителей штадива с данными о состоянии соединения и положении частей на фронте.
4. Одновременно с представителем дивизии направить в штарм делегатов связи, обеспечив их подвижными средствами.
5. Начальнику связи к 18.00 18.10.41 установить связь со штабами соединений.
6. Боевой приказ штарму последует дополнительно»
[35]
.
В день прибытия генерала Ефремова в район Наро-Фоминска и вступления его в должность командующего 33-й армией подразделения, вошедшие в состав новой армии, вели тяжелейшие оборонительные бои с частями противника, которые атаковали практически беспрерывно.
151-я мотострелковая бригада на рубеже Годуново – Купелицы – опушка леса восточнее Загряжского (восточнее Вереи) отбивали атаки частей 258-й пехотной дивизии вермахта. Бригада в буквальном смысле истекала кровью. Потери были огромными. Восполнялись они крайне слабо и нерегулярно. Снабжение подразделений, которые вот уже несколько суток не выходили из боя, было плохим. Вот что в этот день писал в своем донесении командир 455-го батальона:
«Указанный участок обороны – Ковригино – Загряжское – удерживаю прочно. Произвел разведку сел Самород, Волчанка, противник в этих селах не обнаружен. Северо-западнее нашей обороны противник находится около 200 метров. Наша разведка была обстреляна пулеметами и автоматами. Убитых нет. Раненых один человек.
Питанием и боеприпасами не снабжают. За все время с 16.10.41 получили только один хлеб. Истребительная рота, взвод связи хлеб еще не получили.
Всю ночь противник подбрасывает на автомашинах подкрепление»
[36]
.
222-я стрелковая дивизия, занимавшая в это время оборону по рубежу выс. 224, 0 – Потаращенков – Смоленское – Березовка, отбивала атаки противника в направлении Назарьева.
1-я гвардейская мотострелковая дивизия своим 175-м полком, который только что прибыл на Наро-Фоминский участок, заняла оборону на окраинах Наро-Фоминска, закрыв его с юго-запада.
110-я стрелковая дивизия вела бой на рубеже Татарка – Инютино – Ермолино.
113-я стрелковая дивизия дралась по фронту Ермолино – восточный берег реки Протвы – Маланьино – Скуратово. Связь со штабом дивизии была неустойчивой. 19 октября никаких сведений от полковника Миронова с самого утра не поступало. Посланные к нему офицеры связи в штарм не возвратились.
Все дивизии действовали изолированно друг от друга, не имея с соседом ни локтевой связи, ни возможности взаимодействия в случае критических ситуаций. Точно в таких же обстоятельствах зачастую действовали полки. И бои тех дней имели характер перманентной критической ситуации, которую переломить, выправить не хватало ни сил, ни средств и которая в связи с этим только усугублялась с каждым часом.
В таких обстоятельствах и вступил генерал Ефремов в должность командующего 33-й армией. Коротко изучив ситуацию, он тут же, не медля, предпринял несколько шагов по предотвращению неминуемого полного развала участка фронта, удерживаемого армией.
– Дмитрий Платонович, – спросил он комбрига Онуприенко, передававшего ему дела, – какие у нас резервы?
– Никаких, – ответил Онуприенко.
– А что за войска разгружаются на станции? – тут же поинтересовался он.
– Пополнение для 173-й дивизии. Дивизия теперь, как вы знаете, из состава 33-й армии выведена.
– Дивизия выведена, но пополнение прибыло сюда. Срочно направить в штаб фронта телеграмму с просьбой использовать это пополнение на угрожающем участке.
Телеграмма ушла. И вскоре из Перхушкова за подписью начштаба Западного фронта генерала Соколовского
[37]
пришел положительный ответ.
1750 человек пополнения, экипированного и вооруженного по полному штату, было маршем направлено в распоряжение полковника Новикова
[38]
, два дня назад вступившего в должность командира 222-й стрелковой дивизии. Этой дивизии было труднее всего. Здесь командарм увидел опасность прорыва противника и потому усилил 222-ю тем, что оказалось под рукой.
В первые же дни в дивизиях и полках поняли, что в должность командующего армией вступил человек, умеющий реально оценивать обстановку и принимать адекватные решения. Командиры почувствовали заботу о них и то, что каждый боевой приказ по возможности обеспечивается боевым ресурсом. Почувствовали и железную руку командарма.
Исследуя тему героического противостояния 33-й армии генерала М. Г. Ефремова врагу на ближних подступах к Москве, а затем ее не менее героический поход на Вязьму, завершившийся трагедией, размышляя о судьбах истории и конкретных людей, нельзя не коснуться темы смежной, а точнее, того, что происходило за спинами насмерть стоявших под Наро-Фоминском. Позади была Москва. Что в это время происходило там?
