Однажды на Оке, ранним утром, они с Рябовым сидели в лодке и удили лещей. По реке косяком тянуло туман. Солнце никак не могло пробить его. В стороне Алексина послышалась гармошка, потом песни. Пели мужские голоса. Песни были то разухабисто-веселыми, то такими тоскливыми, что Рябов невольно отложил удочку и прислушался. Из тумана выползла баржа. На барже стояли и сидели солдаты.
– Куда вас, служивые? – спросил Рябов.
– Известно куда, – ответили ему с баржи. – На войну.
– На какую войну? – невольно удивился Рябов.
– На германскую. А вы что, не знаете? Вот народ в Тарусе живет! Война началась, а они не знают, рыбу ловят… Все им нипочем!
В сентябре 1915 года призвали и Михаила. Вначале попал в 55-й запасный полк. Затем, как имеющий шестиклассное образование, он был откомандирован в Грузию, в город Телави, в школу прапорщиков. На фронте не хватало младших командиров. Весной 1916 года, сменив юнкерские погоны на погоны прапорщика, Ефремов сразу же отправился в действующую армию.
Юго-Западный фронт. Ефремов зачислен в тяжелый артиллерийский дивизион. И в его составе участвовал в знаменитом Брусиловском прорыве в Галиции.
Военная служба ему нравилась. Дисциплинированный, требовательный к себе и подчиненным. Аккуратный, опрятный. Батарейцы его любили за то, что в бою он был всегда рядом, не чурался заменить хоть наводчика, хоть замкового, хоть подносчика снарядов, когда кто-либо из прислуги выбывал. Его орудия стреляли точно, грамотно. Вне боя не высокомерничал, как иные офицеры из благородных. Солдатскую душу понимал. И знал, что на батарее его за глаза называют «наш прапор».
Вскоре в окопах и на батарее появились листовки. Их приносили какие-то странные юркие люди. Одеты они были в солдатские шинели, но на солдат походили мало.
– Анархисты, – пояснил знакомый подпрапорщик из первой батареи. – Революционеры, агитаторы. Мутят воду… Сволочи…
А через несколько дней восстал 223-й Одоевский пехотный полк, который батарея прапорщика Ефремова всегда поддерживала в бою. Солдаты штыками закололи нескольких офицеров, вылезли из окопов и пошли брататься к австрийцам…
И – закрутилось-завертелось. Солдаты, целыми ротами и батальонами, стали покидать позиции и дезертировать в тыл. Ефремову это не нравилось. Как можно оставлять фронт? Бросать окопы? Орудия? А присяга? Но вскоре стихия хаоса захватила и его.
– Сымай, прапор, погоны, – сказал ему пожилой батареец. – А то товарищи на штыки подымуть.
В Москве он разыскал старых друзей и знакомых. Вернулся на фабрику. Начались долгие рабочие дни с мизерной зарплатой, на которую почти невозможно было прокормить даже себя, не говоря уже о помощи родителям и семье. На заводах начались забастовки. И вот пронеслось:
– Керенский бежал!
– Юнкера засели в Кремле!
Михаил записался бойцом в один из замоскворецких рабочих отрядов. К счастью, в Замоскворечье обошлось без большой крови. Юнкера и студенты Коммерческого института, а также три школы прапорщиков вначале засели в Александровских казармах, а потом сложили оружие. Но через несколько дней Ефремову и его товарищам все же пришлось принять участие в уличных боях. Рабочие оказались неважнецкими стрелками. В основном палили для острастки, в белый свет как в копеечку. Михаил начал показывать, как правильно нужно обращаться с винтовкой. Как ее чистить. И как из нее вести прицельный огонь. Так когда-то в граверном цеху его учили держать рабочий инструмент. Но настало иное время. И основным его рабочим инструментом стала винтовка. Его назначили инструктором 1-го Замоскворецкого красногвардейского отряда. Так началась его карьера в новой армии, которую в те дни назвали Красной гвардией.
Летом 1918 года Ефремова назначили командиром роты 1-й Московской пехотной бригады. С тех пор вся его жизнь будет связана именно с пехотой.
Командовал батальоном, а затем сводным отрядом под Новохоперском. 13-м Астраханским железнодорожным полком под Астраханью. Под Царицыном, в период боев, вступил в партию большевиков. Рекомендацию ему дал председатель Временного военно-революционного комитета Астраханского края С. М. Киров. Там он подружился с Миронычем. Вскоре получил новое назначение, став начальником обороны всех железных дорог, находящихся в полосе действия 11-й армии. Основной ударной силой, которой он в то время располагал, был особый отряд бронепоездов. Именно блестящим маневром бронепоездов Ефремов вскоре проведет ошеломляющую операцию по захвату Баку.
25 апреля 1920 года Ефремов получил приказ, подписанный командующим 11-й армией М. К. Левандовским
[2]
о начале операции. Четыре бронепоезда под общим командованием Ефремова должны были составить ударную группу Кавказского фронта, которым в то время командовал М. Н. Тухачевский
{1}. На головном бронепоезде во время атаки рядом с Ефремовым находился член Кавказского крайкома партии А. И. Микоян
{2}.
В Баку в то время брали силу националистические настроения довольно многочисленной группы местного населения – татар. Распад империи будил сепаратистские настроения. Татарская мусульманская партия (или, как ее называли большевики в своих листовках и на митингах, «бекско-ханская феодальная организация») Мусават провозгласила лозунг: «Закавказье – для закавказцев!» Попытка потеснить русских закончилась так называемыми Шамхорскими событиями. Татары попытались отнять оружие у русских воинских частей, прибывающих с фронта. Очевидец тех событий бывший кадет Б. Байков в своих «Воспоминаниях о революции в Закавказье (1917–1920 гг.)» писал: «Вынужденные двигаться в ту же сторону, то есть на Елизаветполь – Баку, воинские части, озлобленные участью своих боевых товарищей, пошли дальше уже как по вражеской стране, сметая по своему пути все татарское население, принимавшее и не принимавшее участие в кровавых шамхорских и иных нападениях. Местами войска шли боевым порядком, громя все из орудий и пулеметов». Попытка разграбить воинские эшелоны не удалась. Но вслед за этим татары устроили резню местных армян, в которой погибло до 20 тысяч человек. Турецко-азербайджанская армия под командованием Мурсала-паши обложила блокадой Баку и нефтеносные районы, населенные в основном русскими, а также армянами и другими народностями. Мусават опирался именно на эти штыки. Турецкую армию поддерживали немцы.
Рейд бронепоездов под командованием Ефремова положил конец и националистическим вожделениям местной элиты, и интригам англичан и немцев, и агрессии турок.
За удачно проведенную операцию, закончившуюся установлением в Азербайджане советской власти, отважному командиру бронепоездов был вручен орден Красного Знамени и азербайджанский орден Красного Знамени № 1 с гравировкой на обороте: «Тов. М. Г. Ефремову за Баку. 1920 г.»
[3]
.
