Раздалась команда: «Шагом марш, правое плечо вперед!» И мы пошли. Дошли до Калужской площади, повернули на Коровий вал, прошагали мимо ЦПКиО им. Горького и по Крымскому мосту через Москву-реку вышли на Садовое кольцо, добрались до улицы Горького (ныне Тверской), после чего пошли по другим, совсем пустым и темным улицам города.
Движение длилось более четырех часов, и, наконец, к рассвету 18 октября наша растянувшаяся колонна прибыла на территорию, где расположена Сельскохозяйственная академия им. К. А. Тимирязева. Здесь нас остановили, продержали некоторое время, пока не стало совсем светло, и определили каждому подразделению отдельную «резиденцию» в зданиях академии.
Вечером объявили, что коммунистический батальон Ленинского района Москвы входит в состав 1-го коммунистического полка, сформировавшегося в эти дни на территории академии. Одновременно здесь же формировался 2-й полк. Оба полка являются частями 3-й Московской коммунистической дивизии.
С наступлением темноты нас свели в большую аудиторию в одном из зданий академии, чтобы посмотреть там кинокартину, которую раньше я уже видел. После кино спокойно возвратились к себе и легли спать. Ночь прошла спокойно – воздушной тревоги не было, так как на этот раз плохая погода не дала, по-видимому, немецким самолетам делать налет на город.
19 октября по радио объявили, что Государственный Комитет Обороны вводит в Москве с завтрашнего дня осадное положение. Но для нас это пока ничего не значило. Все светлое время суток мы провели в парке Сельскохозяйственной академии, занимаясь разными военными учениями.
Утром 20 октября после завтрака всем бойцам выдали противогазы в зеленой – защитного цвета брезентовой сумке, которую полагалось носить слева через правое плечо. Обедать и ужинать нам в этот день в столовой академии больше не пришлось. После завтрака весь 1-й коммунистический полк отправился пешком на отведенный ему на окраине Москвы 1-й боевой участок обороны, расположенный по Ленинградскому шоссе. На этом участке каждому подразделению полка – от батальона до взвода – был выделен свой, строго определенный сектор обороны.
Мы промаршировали по коротким и кривым улицам на запад, до Химкинского водохранилища. Затем пошли на северо-запад вдоль его восточного берега по Ленинградскому шоссе, которое на отдельных участках гражданские лица начали полностью перекрывать противотанковыми ежами, изготовлявшимися из трех отрезков стальных балок и рельсов, а также надолбами и мешками с песком. На нашем пути по шоссе следов боев наших частей с немецкими мотоциклистами, о чем я упоминал выше, мы не увидели.
На краю города вошли в местность против села Алешкино на противоположном берегу водохранилища.
Затем колонна шоссе дошла до старого, с высокими и наклонными металлическими фермами стального Химкинского автомобильного моста над каналом Москва – Волга. (Теперь перед этим мостом стоит еще мост Московской кольцевой автомобильной дороги.) Здесь наша рота повернула на север и пришла к платформе Левобережная Октябрьской железной дороги, которая уже почти не функционировала, так как дальше ближайший к Москве большой город Калинин (Тверь) был занят немцами, и они вот-вот могли захватить другие железнодорожные станции, находившиеся недалеко от столицы. Конечными пунктами для электропоездов с Ленинградского вокзала Москвы были в основном платформа Левобережная, а при особой необходимости – станция Крюково.
Нашему взводу определили для размещения опустевший большой одноэтажный деревянный барак – бывшее общежитие для рабочих и работниц. Он располагался почти на самом берегу канала Москва – Волга и совсем недалеко – на расстоянии не более 300 метров – от старого, массивного, без металлических ферм, железобетонного железнодорожного моста, стоящего и действующего еще и поныне. Второму взводу достался аналогичный соседний барак.
На противоположном берегу канала зловеще пустовали большая ныне железнодорожная станция Химки и небольшой город с тем же названием, откуда многие жители совсем недавно эвакуировались и еще продолжали уходить.
По-видимому, были эвакуированы и все жильцы нашего барака. В одной из его больших комнат, куда «вселили» наше отделение, каждому из нас досталось по узкой непружинной металлической кровати, на которой лежал только матрац. Других постельных принадлежностей не было. Приходилось вместо подушки использовать рюкзак с вещами, а одеяла – пальто.
Мы приставили к стене барака свои пять винтовок, обследовали все здание изнутри и снаружи и остались довольны тем, что в нем имеются с торца большая умывальная комната с водопроводом, кухня с печкой и небольшая кладовка, а на улице относительно недалеко нашли выгребной туалет. Перед бараком до самого бе рега канала тянулись клетками огороды, которые были тщательно убраны.
На следующий день, 21 октября, разбудив еще затемно, наши командиры прежде всего выгнали нас на улицу в одном нижнем белье, несмотря на прохладную погоду, и заставили заняться физической зарядкой. Затем последовали умывание, одевание, приготовление завтрака, его принятие и выход к берегу канала вместе с винтовками, гранатами и другими средствами борьбы с врагом. Здесь мы занялись привычными упражнениями с винтовкой и бутылками с зажигательной смесью для борьбы с вражескими танками, бросанием гранаты без запала и другими приемами борьбы.
Кто-то попросил командира взвода разрешить посмотреть, как взрывается граната при ее бросании. К нашему удивлению, он разрешил и сам же вставил в гранату запал, вынул предохранительное кольцо с ее ручки и, попросив нас отойти назад на безопасное расстояние и укрыться, кинул эту гранату как можно дальше в воду канала Москва – Волга. Раздался взрыв большой силы, что многие из нас увидели впервые, и при этом из воды вместе с ее брызгами вылетело… большое количество блестящей малой и большой рыбы разных видов. Несколько рыб упали даже на берег, и мы их подобрали. Было жаль, что остальная оглушенная взрывом рыба осталась лежать на воде, так как у нас не было рядом лодки, на которой можно было бы всю эту живность забрать с собой.
После обеда на грузовой автомашине привезли откуда-то дополнительное количество винтовок, гранат и боеприпасов, а также другие вещи. Все привезенное распределили по взводам и отделениям. Из стрелкового оружия нашему отделению достались одна отечественная (мосинская 90-х годов XIX века) и две французские (длиной около двух метров вместе со штыком) винтовки и совсем немного патронов к ним. А в другое отделение попали даже бельгийские винтовки. Теперь нашему отделению не хватало еще четырех винтовок, что, разумеется, было плохо. Полученные винтовки разобрали по частям, почистили, смазали и собрали вновь. Поупражнялись стрельбе из них, не вставляя в патронник патроны, которые было приказано очень строго экономить.
К вечеру ко мне подошли Саша Волков и вызванные им из Москвы по телефону-автомату его мать и сестра, попросившие меня продать им мои валенки, которые они хотели иметь при предстоявшей эвакуации из столицы. Я уступил им эти валенки почти за бесценок, так как девать их все равно было некуда.
Потом появились политрук роты и наш ротный командир – очень интеллигентный и явно невоенный пожилой человек. Начальство собрало всех бойцов двух взводов перед нашим бараком, и ротный командир вкратце рассказал, чем мы будем заниматься. Я и мои институтские товарищи при этом предположили, что такой рассказ стал возможным только потому, что рассказчик и его коллега – политрук роты – были совсем невоенными людьми. Будь иначе, как это часто у нас бывало, никаких рассказов больших командиров своим подчиненным не было бы, а просто были бы приказы без объяснений и без возражений.
