Вечером у моего левого соседа и у донского казака обнаружилось сильное расстройство желудка. Я сказал конвоиру о болезни этих товарищей и попросил оказать им помощь. Но конвоир ответил, что врача в эшелоне нет. Через некоторое время поезд остановился на станции Шепетовка. Я сразу вспомнил, что это родной город Николая Островского, написавшего знаменитые романы «Как закалялась сталь» и «Рожденные бурей», которыми зачитывалась советская молодежь. Наш вагон оказался почти у высокой платформы, где работали грузчики, а рядом с десяток человек копали большой ров. Это были пленные, которых охраняли немецкие солдаты. Один из часовых заслонил спиной окошечко нашего вагона, и я крикнул ему по-немецки: «Пожалуйста, не загораживайте наше окно!» Услышав эти слова, часовой быстро обернулся, и мы разговорились. Разговор кончился тем, что я выпросил у немца две сигареты.
Мой поступок вызвал у всех обитателей вагона большой интерес. Все вдруг «зауважали» меня за то, что я «кумекаю» и «шпрехаю» по-немецки. Мой сосед справа, почти постоянно грызший семечки, попросил у меня подержать сигарету. Я отдал ему эту сигарету насовсем. Мы оба закурили, но часть сигарет отдали владельцу самодельной зажигалки и тяжело заболевшему донскому казаку. Затем сосед предложил мне пользоваться, когда захочу, жареными семечками из его мешка. За день я съедал горсти три семечек и, без сомнения, только благодаря им выжил в оставшуюся неделю пути. В свою очередь я решил как можно скорее сделать что-то важное для этого соседа. Но что именно? Надо было ждать подходящего случая.
В послеобеденное время поезд остановился ненадолго на очередной большой станции (вероятно, Ровно). Здесь тоже наш вагон встал вплотную к краю высокой платформы, на которой, как и в Шепетовке, работали под охраной немецких часовых военнопленные. На этот раз они, образовав «конвейер», грузили на машину кочаны капусты, наваленной на платформе. Я попросил у часового разрешения взять в наш вагон несколько кочанов. Этот немец явно скучал на своем посту и потому с радостью поддержал со мной разговор. Но поскольку кочаны не проходили через решетку вагонного окошка, мы догадались разрезать каждый кочан на несколько частей. Часовой для этого вынул из винтовки плоский штык и отдал его одному из грузчиков, хотя делать это ему было строго запрещено. Кроме того, он угостил меня сигаретой.
Старший нашего вагона захватил большую долю «добычи». Остальное досталось другим товарищам, которые делили каждую часть кочана на листы и едва не подрались за них – ведь всем очень хотелось есть. Соседу капуста оказалась в «охоту», и он повторил, чтобы я брал у него семечки в любое время.
Скоро все понемногу успокоились. Я решил подойти к окошечку и стал осторожно пробираться к нему. И тут один из лежащих попросил меня сесть с ним рядом. Я сел. Он и его сосед тихо спросили, нет ли у меня желания сбежать с поезда, пока мы едем по своей земле. Нужно вырезать в полу несколько досок, а ночью вылезти сквозь дыру и залечь между рельсами, пропустив над собой весь состав. Кстати, о таком способе побега (якобы окончившемся благополучно), но из последнего вагона, я позже слышал несколько раз.
Я решительно отказался от этого предложения. Во-первых, нам не дадут бежать, беспокоясь за свою дальнейшую судьбу, большинство наших же людей; во-вторых, нет инструмента, чтобы снять доски. И к тому же какая-нибудь деталь вагона может задеть беглеца. Кроме того, я очень слаб физически. Забегая вперед, скажу, что через три дня эти пленные, будучи уже на территории Польши, когда конвоиры вели нас из вагона, попытались бежать по открытому полю в сторону леса. Но русские конвоиры их не пощадили и хладнокровно расстреляли из винтовок.
Наступило 8 октября. У нас уже не все могли подняться с мест и выйти – многие серьезно заболели, а донской казак скончался.
К закату солнца произошла третья остановка. Снаружи послышалась украинская и немецкая речь. Мы с нетерпением ждали, наверное, минут двадцать, пока конвоиры не открыли двери. Нам предложили выйти с котелками и флягами. Мы вышли, построились по три человека в ряд и зашагали под конвоем в сторону паровоза. Впереди виднелись длинные столы, накрытые белой тканью, на которых стояли оцинкованные бидоны. Оказалось, там немцы всем пленным выдают порции хлеба по 200 граммов и наливают подслащенный горячий чай. Мы получили также все это для наших больных товарищей, оставшихся в вагоне. Однако, когда мы вернулись, обнаружилось, что мой сосед умирает. Я попытался дать ему глоток чаю, но он захлебнулся и перестал дышать. Старший вагона вытащил из-под головы покойного вещевой мешок, раскрыл его и отдал двум другим ослабевшим пленным все, что можно было принять за еду.
9 октября эшелон недолго простоял на большой станции, название которой, а также вывески на магазинчиках были написаны латинскими буквами. Значит, мы покинули территорию Украины и оказались в Польше, оккупированной немцами.
Часть вторая
В НЕМЕЦКОМ ЛАГЕРЕ ДЛЯ ВОЕННОПЛЕННЫХ
Глава 1
На станции Демблин поезд остановился на продолжительное время. Через некоторое время дверь вагона открыли, и конвоиры сообщили, что здесь нас ожидает горячая пища и на пару суток нам выдадут хлеб. Двое больных по-прежнему остались в вагоне, а моего покойного соседа вынесли и положили поблизости на землю.
Слева от железной дороги находилась огромная, наверное средневековая, крепость с высокими и очень толстыми стенами из красного кирпича, хотя частично разрушенными. Внутри крепости находилось несколько полевых кухонь, распространявших приятный запах, а также длинные столы, на которых были разложены пайки хлеба весом по 350–400 граммов. На других столах стояли бидоны с горячим чаем. Суп повара приготовили густой и очень вкусный, с вермишелью и мелкими кусочками конины.
И вдруг я увидел впечатляющую сцену. Один пленный (не из нашего вагона), получив у раздатчика суп в котелок, быстро погрузил другой котелок в кадку с натекшими в нее излишками супа. Я решил последовать его примеру, хотя у меня и не было с собой запасного котелка. Вместо него вполне могла подойти пилотка. Получив суп в котелок, я снял пилотку, сунул ее в кадку и вытащил свой головной убор, наполненный жижей и мелкими кусочками мяса. Радостный, что проделка удалась, я устремился догонять товарищей.
Но не прошло и нескольких секунд, как я почувствовал страшный удар в спину и упал, потеряв сознание. Очнулся… в объятиях старшего по вагону, который нес меня на руках. А рядом два товарища несли мои котелки с супом и кружки с чаем. Оказалось, немецкий часовой, увидев мою проделку, догнал меня и крепко стукнул в спину прикладом винтовки.
При моем падении котелок, конечно, опорожнился. Но повар-поляк пожалел меня и снова налил суп. Товарищи подобрали мою грязную пилотку.
На рассвете 11 октября поезд сделал кратковременную остановку перед крошечной станцией, скорее разъездом. Здесь мы вынесли из вагона еще двух скончавшихся товарищей. Аналогичную процедуру осуществили и в других вагонах. Ежесуточно у нас умирало несколько человек. Личные вещи покойных разбирали их товарищи. Но никто не искал и не забирал у покойных «медальоны смерти», и никто из поездного начальства официально не зарегистрировал кончину этих несчастных людей, которые, очевидно, остались для их родных и близких «без вести пропавшими».
