В какой-то из осенних дней меня с тремя товарищами послали на железнодорожный вокзал, чтобы выгрузить из товарного вагона мешки с пшеницей и доставить их на чердак двухэтажного дома возле Бастионной башни, где раньше мы перелопачивали зерно. Пока мы работали, нас увидели девушки, недавно поселенные на втором этаже. Это были наши соотечественницы. Оказалось, немцы их угнали, отступая из Белоруссии. С разрешения мастеров мы зашли в помещение, заставленное двух– и трехъярусными нарами. Усадив нас на стульях, девушки рассказали о себе. В скором времени их должны были распределить на работу в городе и у крестьян. Пока пищевое довольствие они получали от суконной фабрики, где кое-кто уже начал работать. Никаких часовых, как у военнопленных, у них не было, распоряжалось ими цивильное немецкое начальство. Затем девушки поинтересовались, что нам известно о положении на фронте и скоро ли кончится война. На эту тему я им устроил небольшую лекцию.
В конце сентября нам пришлось выгружать на вокзале 50-килограммовые мешки с горохом, чечевицей, пшеницей и сахарным песком. Вынося мешки из вагона, мы складывали их в кузов грузовика и длинный прицеп, затем, сидя на них, ехали на склад. По дороге нам доставляло большое удовольствие как бы нечаянно сбрасывать на дорогу один-два мешка. Мешок, как правило, лопался, и его содержимое оказывалось на дороге. Увидев это, ребятишки и женщины выскакивали из домов и начинали собирать руками и щетками зерно, горох и даже россыпи сахарного песка. Нам было и забавно и радостно, что своим рискованным поступком мы обеспечивали полуголодных жителей города таким набором продуктов.
Такие мешки мы обычно поднимали на чердаки трех-пятиэтажных казарм вдвоем – один взваливал его на спину, а другой поддерживал сзади. Но когда конвоира не было рядом, кое-кто поднимал мешок и без помощника. Я тоже однажды решил проверить, на что я способен, и пронес мешок с сахарным песком до пятого этажа.
Обычно мы скрывали от хозяев свои возможности и говорили им, что слабосильны из-за плохого питания. Конечно, мы не упускали случая, чтобы подкормиться. Как-то мы разгружали прибывший из Венгрии вагон с мармеладом, упакованным в ящики. Несколько таких ящиков мы разбили, и каждый доставал оттуда мармелад и ел его горстями. Вместе с нами лакомились часовой и два мастера.
Разумеется, при всех таких выгрузках мы не возвращались в лагерь без продуктов, помещенных в карманы и даже в штанины брюк, но встречавший своих подопечных фельдфебель редко обыскивал нас, хотя знал, что мы возвращаемся далеко не с пустыми руками. Но так бывало лишь тогда, когда никто из пленных не попадался до возвращения в лагерь.
Глава 5
В первые дни октября я вычитал в газете, что в связи с тяжелым положением на фронтах и усилением бомбардировки немецких городов авиацией противника в Германии создаются отряды «фольксштурм» – войсковые соединения типа нашего Народного ополчения. В них стали зачислять фактически непригодных для несения военной службы граждан в возрасте от 16 до 60 лет. Многих из них начали спешно обучать элементарным приемам ведения боя, вооружая, в частности, только что появившимися противотанковыми фаустпатронами – ручными гранатометами. В лагерях фольксштурмовцы стали заменять относительно молодых и здоровых охранников. Так, к нам вместо Куле и другого конвоира лет сорока прислали двух стариков с фамилиями Höcht (Хёхт) и Rachel (Рахель) – жителей близлежащих деревень.
С октября увеличился поток беженцев из прифронтовых областей, особенно восточных. Это были главным образом старики, женщины и дети. Небольшими группами они проезжали на повозках или проходили через Цшорнау. Как-то в воскресенье я спросил одного из них, откуда они. И он по-немецки, но с неизвестным мне акцентом ответил, что из Трансильвании, куда более месяца назад вступили русские войска, которые дошли до Будапешта.
Множество беженцев появлялось в Каменце и его округе из западной части Германии, а также из крупных городов поблизости, подвергавшихся бомбардировкам англо-американскими самолетами. Но Каменц они ни разу не бомбили. В город эвакуировали с запада также некоторые предприятия
[4]
.
Положение на фронтах беспокоило и нашего фельдфебеля. В один из вечеров он затеял с нами беседу, интересуясь, что мы думаем о сроках окончания войны и о том, кто в ней окажется победителем. Как и год назад, я выразил уверенность, что война скоро завершится и окончится победой Советского Союза и его союзников.
На следующий день вечером фельдфебель вызвал меня в свою комнату и показал, что лежит у него на столе. На нем оказалась советская сторублевая банкнота с портретом В.И. Ленина. «Что ты думаешь по этому поводу?» – спросил он. Я не знал, что ответить. Тогда он сказал: «Дело в том, что с начала 20-х годов и до 1937 года я был членом Коммунистической партии Германии, а потом разочаровался в ней и стал сторонником Национал-социалистической немецкой рабочей партии, но и она не оправдала моих ожиданий». После этих слов фельдфебель помолчал и отпустил меня в казарму. Я тут же рассказал наиболее близким мне товарищам о разговоре с фельдфебелем, чем очень их удивил.
День после праздника Великого Октября омрачился крайне неприятным для нас событием на товарной станции. С утра мы занимались там погрузкой бараков, а после обеда солдаты подвезли на грузовиках с прицепами противотанковые орудия и минометы. Офицер, сопровождавший груз, переговорил с нашим прорабом, а тот с часовым, после чего Штайнорт приказал нам срочно переключиться на погрузку орудий и минометов. Имея уже опыт выхода из такой ситуации, я объяснил Штайнорту, что военнопленные не обязаны выполнять работы, имеющие непосредственное отношение к войне против своих соотечественников.
Естественно, прораб пришел в ярость и хотел ударить меня кулаком по лицу, но я успел уклониться. Тогда Штайнорт попросил офицера помочь ему заставить пленных повиноваться. Тот позвал своих солдат, и человек семь из них, схватив обломки досок, стали избивать нас ими. Мы стали крыть немцев матом, но старались не применять к ним физическую силу. А Штайнорт тем временем побежал в пакгауз позвонить фельдфебелю. Конечно, шум привлек внимание прохожих, которые останавливались и наблюдали за происходившим. Тогда солдаты сами начали переносить военный груз. Примерно через полчаса на велосипеде появился фельдфебель, одетый в шинель и с винтовкой без штыка. Со свирепым видом и грубой руганью он подбежал ко мне, ткнул меня прикладом, потом побежал дальше и всех, кто попался под руку, бил прикладом.
