– К празднику, что ли, готовятся? – не догонял Коля.
– Ага, будет вам праздник! Да неужели не понятно, дурьи ваши головы, что совершенно неважно, как пройдет голосование, кто победит и кто проиграет. Выборы – это повод обвинить власть в фальсификациях и устроить переворот! Все уже заготовлено заранее!
– Так Ищенко не меньше нашего фальсифицирует! На Западе все избирательные комиссии и вся власть под ним!
– Но только разница в том, что Ищенко о ваших фальсификациях заявит и полмиллиона человек на площади выведет, а вы ничего не заявите, и люди, плащи, флаги, палатки, дудки у вас не готовы!
– Но есть власть, в конце концов, милиция, – слабо возразила Алла.
– Никто не будет стрелять, все перебегут на сторону Ищенко, все всех предадут. Янушевич обречен. Как я и говорил, в этот момент повысятся акции Кушмы, и он заставит подписать соглашения и принять законы, согласно которым у него будут гарантии безопасности, а президент будет лишен части полномочий в пользу премьера.
– А ведь в Раде большинство у Янушевича.
– Сейчас – да, и то весьма приблизительное, а через месяц все от него разбегутся…
* * *
Подарунки не дарують! Ними обсипають! Правило «Артiнi».
[44]
– Ю. Тимоченко заявила о готовящихся масштабных фальсификациях на выборах президента со стороны действующей власти, – сообщает «5-й канал».
На душе у Козака было как-то мутно. Мутно и противно, как бывает, когда тебе поручают какое-то важное дело и тебе при этом от работы никак не увильнуть, но ты сам при этом не веришь, что работа эта может быть сделана. Это все равно, как если не наделенное умом, знаниями и информацией начальство посылает тебя кровь из носу добыть нечто не существующее в природе или решить непосильную современной науке задачу. От упрямого нежелания начальства видеть очевидную для Николая безысходность своего положения, да и от общей царящей в штабе эйфории, порожденной, как теперь казалось Козаку, упрямой слепотой его шефа, поощряемой и лелеемой его нечистоплотным окружением, от этой упрямой слепоты Янушевича, с какой тот весело несся к очевидному для Николая поражению, в душе его поселилась тоска.
Козак и сам не был дураком. Отчего бы тогда генерал Колея стал с ним возиться! После долгих разговоров с тем же генералом, а потом и с Аллой Лисовской, которая везла из Москвы неискаженный взгляд на проблемы его шефа, Козак со всей очевидностью теперь видел, как в шутку, в виде тоста говорят иногда некоторые умные военные: «всю безысходность порученного им дела»…
– Николай, не лезь не в свое дело, – морщась, словно от боли в животе, отрезал Янушевич, когда Козак было попытался завести с шефом разговор на тему перспектив скорых выборов. – Твое дело – обеспечивать безопасность, вот и занимайся этим, а насчет политики, на меня такие умы работают, куда тебе! Так что не лезь, куда не надо. Я выиграю, сто процентов. Вон на давешних теледебатах Ищенку на обе лопатки положил. Каждый должен своим делом заниматься, – назидательно поучал Янушевич, – Ринат денег дает, Анна пиаром руководит, Левинец с Клюквиным и Прудником координируют, а ты за безопасность отвечаешь, понял? Что ты скажешь, если Ринат Ахматов или Анна Герман полезут в твои дела? – Янушевич с хитрецой поглядел на Николая. – Тебе не понравится, потому как ты скажешь, в каждом деле специалист нужен и дилетанту в серьезные вопросы, где есть специфика, лезть не след… И правильно скажешь! Так чего же ты, Мыкола, лезешь в политику? Твое дело – топтунами из наружки руководить да прослушку глушить, чтобы я и мои люди спокойно работали, понял?
Янушевич с назидательным видом покрутил пуговицу на пиджаке Николая. И этот жест вместе с обидным ударением на букве «я» в слове «понял» больно резанули по самолюбию Козака.
– Понял, ваше превосходительство, – с явным вызовом ответил Козак и, отходя от шефа, внутренне послал его ко всем чертям.
– Че Коля Козак такой расстроенный? – участливо поинтересовался Клюквин. – Я с ним в приемной столкнулся, он со мной даже не поздоровкался.
– Лезет не в свои дела, – отмахнулся Янушевич, – после того как выборы пройдут, я его поменяю.
– Ну, когда ты президентом станешь, – картинно разведя руками и выразительно округлив глаза, сказал Клюквин, – тебе иного масштаба особисты потребуются, мы тебе таких привлечем.
– Не хочу сглазить, – сплюнув через плечо, ответил Янушевич, – но после вчерашних теледебатов у меня сомнений почти нет.
– Я смотрел, Витя, – улыбнулся Клюквин, – а сегодня в газетах про это все журналюги пишут, что ты своего оппонента переиграл, особенно по экономике.
– Да я и не сомневаюсь, – кивнул Янушевич, жестом показывая, что этот вопрос его более не волнует, – надо бы уже обсудить, как будем работать первую президентскую стодневку.
– Да, Витя, я затем до тебя и приехал, – меняя тон с добродушного на деловой, включился Клюквин, – надо несколько кадровых вопросов решить, у меня есть хорошие людишки на примете.
– Давай, – Янушевич устроился в кресле и выразил готовность слушать, – излагай, нам теперь много работы предстоит, не меньше, чем до выборов.
* * *
Шампунь «Эльс» – вiдхiд, захист, вiдновлення, гарантiя ще бiльш сяючого кольору ваших волось!
[45]
– Лидеры движения «Пора» заявили, что не допустят фальсификаций со стороны власти, – сообщает агентство «Новый регион».
Как только Евгений Васильевич вернулся в Киев из Симферополя, где в реанимации под капельницами, все еще не приходя в сознание, лежала Галка Маховецкая, к нему в офис примчался сын Вася. Примчался не денег просить, а лучше бы он приехал денег просить! Но привело Васю его личное горе, причину которому теперь сын искал и нашел в отце.
– Это все ты во всем виноват, ты! – кричал Вася. Плакал и кричал. Кричал и плакал.
Евгений Васильевич никогда не видел сына таким. Даже когда их с Васей Катя – жена Евгения Васильевича и мать Васечки, когда она погибла, Вася так не убивался.
«Вот ведь беда какая, – думал теперь про себя Дружинин-старший, – надо же, как Ваську любовь скрутила!»
Но он тут же подумал и о том, что оба они, Дружинины, судя по всему, однолюбы. Вот Евгений Васильевич, кроме Кати своей, никого боле так не любил и никогда уже не полюбит. Наверное, и сын его Вася тоже такой. В отца. Поэтому и слов утешения Васе, – мол, молод еще, найдет себе другую, – Евгений Васильевич говорить не стал. Сам ведь своей Кате замены не нашел, так зачем же сына обманывать?
Поэтому и выслушивал все обвинения сына в свой адрес молча.
– Это ты во всем виноват, что Анжелка от меня ушла, – сотрясаясь рыданиями, сквозь всхлипы кричал Вася, – мать ее настроила так из-за тебя, потому что ты за Янушевича, а мать ее ведь в большой политике, она не может, чтобы дочка ее оказалась в стане врага. Ты во всем виноват, ты!
