– Я смотрела фильм про эту плаксивую историю с доктором… Как его?
– Живаго!
– Писал стихи, говорите? Может быть, может быть… Прочтите что-нибудь по-русски из этого вашего Пастернака.
– «Вокзал – несгораемый ящик разлук моих, встреч и разлук…»
[14]
– начал Каленин читать свое любимое стихотворение… и вдруг осекся, вытаращив глаза на собеседницу. Та, в свою очередь, тоже обеспокоенно заерзала и пробасила:
– Непонятно, но очень похоже на Германа. Он тоже так подвывал, как вы. А про что стихи?
Каленин продолжал ошарашенно смотреть на собеседницу, а потом произнес:
– Если речь идет об этих стихах, то все просто: ваш муж намекает на то, что спрятанное находится на вокзале, в автоматической камере хранения. Номер ячейки – двенадцать. Первое число кода – «десять». Осталось понять, что там с ладонью…
– Ну вот видите!!! – Немка радостно хлопнула себя по коленям. – Я в вас не ошиблась! Вы очень сообразительны, мистер Каленин. И что же вы скажете про ладонь?
– На рисунке изображена ваша ладонь?
– Нет. – Женщина еще раз внимательно взглянула на свою морщинистую руку. – Я об этом думала. Нет, не моя. И пальцы не мои – явно длиннее, и рисунок на ладони какой-то странный. Точки какие-то… Таких ладоней не бывает… Мне кажется, что Герман произвольно провел несколько линий, чтобы обозначить складки… И как будто что-то рассыпал на ладони. Какой-то хаос… Что я тут должна понять? Я в растерянности…
Каленин пожал плечами:
– Увы, я не владею тайнами хиромантии.
– Я купила пару книг об этом. Внимательно их прочла, но ничего не поняла. Думаю, что рисунок на ладони к хиромантии не имеет никакого отношения. Ладно, мистер Каленин! Время – два ночи. Оставьте себе рисунок! – Фрау Шевалье вытащила откуда-то из складок своей одежды вчетверо сложенный листок бумаги и, развернув, протянула Каленину. – Я скопировала ладонь с портрета абсолютно точно… Вдруг вы что-то придумаете… У вас это хорошо получается. Спокойной ночи…
…Ночь, разумеется, опять выдалась беспокойная. Снова бродила по комнате безумная старуха, и Каленин даже разок прикрикнул на нее: хватит, мол, тут шастать! Но старуха не унималась, а вскоре показалась из проема шкафа в облике высоченного мужика, который, перегнувшись чуть ли не пополам, с трудом втиснулся в кабинет. Он тихо прошел по комнате и осторожно вынул из рук спящего Каленина бумагу, а потом на цыпочках пытался пробраться в коридор.
– Эй! – как можно более грозно крикнул Каленин, хотя на деле голос его со сна звучал сипло и тихо. – Вы, собственно, кто?
– Конь в пальто! – весело ответил ночной визитер по-русски, а может, Каленину только показалось, что прозвучал именно такой ответ. Каленин сделал еще одну попытку проснуться: приподнялся, вытянул руку и попытался схватить злоумышленника, но тот легко увернулся, а потом резким, профессиональным движением ударил Каленина кулаком в лицо, да так сильно, что тот рухнул навзничь как подкошенный и напрочь потерял сознание…
Москва, …мая 1986 года. Страшный генерал
«Как же это все могло случиться? Этот идиотский выстрел, эта дура Старосельская. История с выстрелом дошла до самого Горбачева. Доброхоты донесли…»
Дьяков отсчитал сорок капель валокордина, выпил залпом. Потом подумал, махнул рукой и налил себе рюмку коньяку.
«Что делать, что делать?! Скорочкин в ярости! Говорит, что еле убедил Горбачева сохранить проект и оставить меня председателем форума… Да, коньяк лучше валокордина, к тому же и помогает сразу… Ну и действительно стыдно! Ладно еще ничего не попало на экраны. Только этот придурок – Длинич – в своей „Фаре перестройки“ разместил все же заметку под гнусным названием „Демократия, расстрелянная в живот“… Какую там фамилию назвал Скорочкин – Кулагин, кажется? Ага! Точно, Кулагин! Вот и телефончик! Так, последняя цифра – это что у меня: „один“ или „семь“?! Кажется, „семь“…»
– Михаил Борисович! Здравствуйте. Это Дьяков Гавриил Христофорович. Мне Евгений Иванович Скорочкин дал ваш телефон и попросил привлечь к нашему проекту. Про форум слышали?…
Дальше случилась долгая пауза. Дьяков несколько минут слушал, что отвечает ему собеседник по поводу форума, и лицо Гавриила Христофоровича меняло при этом цвет несколько раз: становилось то потным и малиновым, то высыхало и мертвенно желтело.
– Это уже слишком!!! – наконец свистящим шепотом произнес он после длительного молчания и решительно нажал кнопку отбоя на своем радиотелефоне.
Постояв минуту в задумчивости и пытаясь что-то ответить уже не слышимому собеседнику, Дьяков начал набирать Скорочкина.
– Женя! Я тебя, конечно, люблю! Но этот твой Кулагин… он обозвал меня жирным педерастом. Он пять минут поливал меня и тебя грязью! Там не было ни одного цензурного слова! Женя! Зачем он нам нужен, этот хам?! Мне плевать, что он генерал-майор КГБ!.. Он сначала хам, а уж потом генерал, Женя!..
Дьяков швырнул трубку под кресло и вдруг вспомнил, что последняя фраза Кулагина была произнесена сразу после матерной тирады и звучала так: «Жду тебя, жирный боров, через час в ресторане „Узбекистан“!»
Дьяков махнул еще рюмку коньяку и стал торопливо, насколько это позволяла его комплекция, собираться на встречу с генералом Кулагиным. Ему было безмерно противно, конечно, но, по словам Скорочкина, именно Кулагин располагал наиболее обширными связями на Западе и мог дать деньги для проведения всей задуманной операции по приведению Беляева к власти.
…Было двенадцать дня, и ресторан выглядел сиротливо и пусто. В дверях Дьякову преградил путь огромного роста узбек в потертом костюме швейцара.
– Куда, дарагой? – мрачно спросил он и упер огромную ладонь Дьякову в живот. – Места нет… Приходы другой раз.
Дьяков откровенно растерялся. Он всегда испытывал трепет при общении с разного рода обслуживающим людом: продавцами, швейцарами, официантами и прочими вершителями конкретной человеческой судьбы в конкретных нечеловеческих обстоятельствах. Дьяков хотел что-то сказать, но неожиданно замычал, показывая пальцем куда-то в глубину зала. Швейцар проследил за пальцем и увидел, что он направлен на большую группу людей в черных пиджаках, которые сгрудились вокруг стола и что-то оживленно обсуждают. Швейцар неожиданно отступил и, показав белозубую улыбку, максимально ласково произнес:
– Праходы!
…При ближайшем рассмотрении выяснилось, что «черные пиджаки» клубились вокруг сидящего за столиком человека лет пятидесяти. Был он крепкого телосложения, подтянут, лицом весьма интересен, если не считать по-бульдожьи выдвинутой вперед нижней челюсти, что, впрочем, его не портило, а, напротив, добавляло мужественности и твердости.
«Кулагин!» – догадался Дьяков.
Кулагин читал меню. Официанты, числом человек семь, ему услужливо что-то объясняли. Выглядело это так: Кулагин молча тыкал пальцем в очередную строчку меню, и официанты начинали дружно щебетать, расхваливая дорогому посетителю указанное блюдо.
