Наконец, после вмешательства Куприна, его все же отпустили, взяв письменное обязательство не покидать в ближайшие дни ни Бонн, ни Германию.
– Может быть, вам стоит переехать на территорию посольства? – мрачно спросил его Куприн, когда уже под вечер они вместе покидали полицейский участок. – Там по крайней мере действует принцип экстерриториальности. Там вас не достанут.
– Нет, не надо! – заупрямился Каленин, размышляя о невеселой перспективе оказаться на несколько месяцев под замком. – Я ничего дурного не делал! Вы же не думаете, что я прикончил эту взбалмошную немку?!
– Не думаю! Ладно, если не хотите в посольство, то хотя бы переезжайте с этой опасной квартиры. Я подобрал вам новое жилья. Это дом, который сейчас пустует, так как хозяева живут и работают в Лондоне. Надо завтра же туда перебраться. И вообще стоит успокоиться, собраться с мыслями и что-нибудь хорошее почитать… к примеру, Бунина.
– Почему Бунина? – Беркас аж подпрыгнул от возмущения, вспомнив нравоучительные лекции профессора Балтанова.
– Ну хотя бы потому, что у него замечательный русский язык.
– О нет! – застонал Каленин. – Можно я буду читать Набокова? Не возражаете? От него тошнит ничуть не хуже, чем от Бунина!
– Как знаете… – Куприн подозрительно посмотрел на своего подопечного, неопределенно хмыкнул и многозначительно крутанул пальцем у виска.
«Жалко, что она не взорвалась!»
«Совершенно секретно.
Указ председателя президиума Верховного Совета СССР
За мужество и героизм, проявленные при задержании опасного преступника, наградить полковника Цаплю Леонида Брониславовича именным оружием и присвоить ему очередное звание
ГЕНЕРАЛ-МАЙОР,
Председатель президиума Верховного Совета СССР Б. Беляев, Москва, Кремль».
…Эту странную историю обсуждала вся Москва. Да что там Москва! Гудела слухами и пересудами вся страна. Еще бы: покушение на первое лицо в государстве. Последний раз такое случилось при Брежневе, в которого стрелял какой-то безумец.
О том, что произошло в старинном особняке в центре Москвы, не знал толком никто. Рассказывали, что на Беляева напал хорошо вооруженный отряд военных, которые хотели его убить и осуществить в стране государственный переворот. Они якобы намеревались вернуть из Фороса Горбачева, который находился там уже третий месяц, но доблестная охрана генсека перебила всех нападавших. Беляев же чудом избежал гибели и в тот же вечер, чтобы успокоить народ, обратился к нему с экранов телевизоров в прямом эфире. Он призвал к бдительности и пообещал сурово покарать антиперестроечные силы, которые хотят погубить молодую советскую демократию.
Другие утверждали, что перестрелка возникла между соратниками, которые перессорились и начали палить друг в друга. Половина погибли в перестрелке, остальные, прикрывая Беляева своими телами, вывели его из особняка и спасли. После чего возмущенный генсек и направился на прямой эфир клеймить антиперестроечные силы.
Конечно же, не обошлось без разговоров о кознях американцев. Говорили, что террорист-смертник, обвязанный гранатами и получивший задание от ЦРУ, ворвался в особняк и подорвал свой боезаряд. Но генсека спас от осколков бронежилет. А потом он, сохраняя мужество и самообладание, поехал общаться с народом с телеэкранов.
В доказательство своих предположений наиболее осведомленные приводили друзей и знакомых к ставшему знаменитым особняку и показывали на разбитое окно на втором этаже. Видите, мол! Вот они, следы страшного боя, который произошел здесь на днях.
Много противоречивой информации исходило от тех, кто утверждал, что лично все видел и слышал. Это были официанты, обслуживающие завсегдатаев центра, любивших после заседания спуститься в подвал, в уютный и закрытый для посетителей ресторанчик, где за неспешной беседой пили дорогой коньяк и ели никому тогда не известные блюда японской кухни.
Охрана, дежурившая на улице и видевшая, как разлетается окно и как на улицу вылетает черная «лимонка», тоже плодила свои версии.
Кое-что шепотом рассказывали своим женам и подругам сами участники того знаменитого заседания. Но и они не запомнили всех деталей, так как все произошло стремительно и непонятно.
Даже сама Лера Старосельская, бросившая учебную гранату к ногам генсека, не знала всей правды. Она была уверена в том, что мечет в Беляева гранату вполне боевую. А то, что она не разорвалась, объясняла недостатками своей подготовки в области бомбометания.
Правду во всех деталях знали только три человека: Беляев, Скорочкин и полковник Цапля, произведенный секретным указом председателя президиума Верховного Совета СССР в генералы.
…Когда граната завертелась у ног генсека, полковник Цапля не размышлял ни секунды. Сказались боевой опыт и природная отвага. К тому же полковник был отменно подготовлен физически. Он в два огромных прыжка оказался возле Беляева, бросил свое тренированное тело под ноги генсеку и неуловимым движением руки, как мощной катапультой, подхватил гранату и швырнул в окно. Затем столь же стремительно бросился к разлетевшемуся вдребезги окну и заорал во всю силу своих гигантских легких:
– Всем лежать!!!
Его мощный голос обладал буквально физическим воздействием: многие участники совещания рухнули на пол вовсе не потому, что поняли про гранату, а потому, что их буквально свалил с ног голос полковника. Попадали на землю и уличные охранники вместе с редкими прохожими.
Но граната не взорвалась ни через пять секунд, ни через минуту. Тогда Цапля аккуратно передал бьющуюся в его объятиях Леру Герою Советского Союза летчику Александру Курскому, а сам отправился обезвреживать гранату.
Минут через пять он вернулся с неразорвавшейся «лимонкой» на раскрытой огромной ладони. Под вопли «Не надо! Не надо!!!» он подбросил ее под потолок, а когда все присутствующие обомлели от страха и в комнате воцарилась тишина, весело пробасил:
– Учебная! Не взорвется!
Тут его взгляд упал на Беляева, и полковник застыл с гранатой в руках. Потом он машинально спрятал гранату в карман и тихо спросил:
– Что с вами, Борис Нодарьевич?
Все повернулись туда же, куда с напряжением всматривался полковник. По залу прокатилось дружное «Ух ты!!!». И.о. премьера Гурий Айдар перекрестился, причем на католический манер – слева направо, а известная писательница Елизавета Савроскина сначала истерично захохотала, а потом навзрыд заплакала. Перед взорами участников заседания предстал генсек, который сидел без шлема. Его красивые густые волосы взмокли и прилипли к черепу, обнажив два абсолютно разных по размеру и цвету уха.
Первым оправился от шока Евгений Иванович Скорочкин.
– Чего уставились? – грозно двинулся он на соратников. – Это послеоперационный эффект! Через неделю все будет нормально – так ведь, товарищ Цапля? – неожиданно обратился он к полковнику.
