Тот кивнул и отрубил по-военному:
– Так точно!!!
– Я надеюсь на вашу тактичность, товарищи! – продолжил Скорочкин. – Борис Нодарьевич – это наша судьба, это судьба нашей страны и нашего народа! – патетически заключил он. – Не играйте с судьбой! Не спугните ее! Я предлагаю прямо сейчас принять решение по поводу Дьякова, – настырно продолжил Скорочкин. – Граната гранатой, а интересы народа превыше всего. Вы согласны, Борис Нодарьевич?
Беляев вяло махнул рукой, давая понять, что возражений не имеет. И только угрюмый академик буркнул себе под нос:
– Ну как так можно?! Где совесть у людей? Если так дальше пойдет, то скоро будут должностями первых секретарей обкомов торговать. Мерзость какая…
…Леру Старосельскую увели в соседнюю комнату практически сразу же, как только Цапля бросился обезвреживать гранату. Курский вместе с Дьяковым пытались вытащить из нее какие-то объяснения, но Лера до белизны сжимала губы и молчала. Лишь иногда она кривила рот в презрительной усмешке и произносила:
– Жалко, что она не взорвалась…
– Лера! – тряс ее за плечи Дьяков. – Ты понимаешь, что тебя ждет тюрьма. Ты совершила преступление. Это уже не шутки! Все!
– Пускай! – цедила сквозь зубы Лера. – Я готова идти на расстрел за свои идеалы! Пусть эти сатрапы меня расстреляют!
– Вас, мадам, не расстреляют, – ехидно возразил Курский. – Вас отправят в обычную женскую колонию лет на десять. И вы выйдете оттуда глубокой, никому не нужной старухой. И о вашем, так сказать, подвиге никто не вспомнит. Напротив, мы постараемся выдать вас за обезумевшую от личного одиночества бабу, за психопатку. В СССР, как вы, вероятно, знаете, есть большой опыт по этой части. А теперь скажите-ка, мадам, кто вас надоумил совершить это преступление? Не сами же вы это придумали… Где гранату взяли? А?
Лера мстительно улыбнулась и кивнула на Дьякова:
– Это он все придумал. И на вашу сходку он меня пригласил, и гранату я взяла в нашем институте, на кафедре гражданской обороны – сказала, что гранату Дьяков попросил, хочет, мол, сравнить ее с аналогичными образцами, пиратски произведенными в Египте. Он же у нас специалист по Ближнему Востоку!
Лера демонически захохотала…
«Архив будет наш, помяните мое слово…»
Памятник самому популярному немецкому канцлеру, Конраду Аденауэру, очень нравился Беркасу. Черная глянцевая голова, растущая прямо из асфальта, при ближайшем рассмотрении была полна символов и олицетворяла послевоенную Германию. Особенно впечатляла шея, которая сзади была не чем иным, как изображением знаменитого Кёльнского собора…
Беркас уже минут двадцать прогуливался возле памятника и, делая очередной круг, давал себе зарок: еще минута – и ухожу! Но проходили следующие шестьдесят секунд, потом еще и еще… а Каленин, ругая себя последними словами, продолжал со всех боков разглядывать остроносого канцлера, ожидая встречи неведомо с кем…
Он уже больше месяца жил на новом месте и стал понемногу забывать неприятную историю с исчезнувшей немкой, пока за день до описываемых событий не обнаружил утром в почтовом ящике письмо без подписи следующего содержания:
«Если вам интересно, что стало с одной старой немкой и ее бумагами, погуляйте завтра вечером у памятника Аденауэру. Возле его головы вы найдете много полезной информации, в том числе и о вашем приятеле… Если согласны прийти, дайте знать – к примеру, положите в свой почтовый ящик сегодняшнюю „Bild“…»
– Бред! – буркнул себе под нос Каленин. – Не куплюсь я на эти шпионские штучки!..
Он скомкал записку и прицельно швырнул в ближайшую урну. За время проживания в Бонне он привык к строгим правилам поведения и не представлял, как можно что-то бросить на тротуар, пойти на красный свет или не улыбнуться кассирше в студенческой столовой. Поэтому, заглянув в урну и убедившись, что бумажный комок попал точно в цель, Каленин облегченно вздохнул и решительно зашагал в сторону университета.
Он твердо решил больше не совершать опрометчивых поступков. Хватит с него приключений! К тому же Куприн строго-настрого предупредил его, что оторвет голову, если Каленин еще раз впутается в какую-нибудь сомнительную ситуацию.
Но, добравшись до университета, Беркас почувствовал беспокойство и непреодолимое желание еще раз перечитать записку. Каленина не оставляла мысль, что анонимный автор говорит о немке как о живой. Ну да! Как там? Кажется, так: «много полезной информации». Зачем нужна информация о фрау Шевалье, если она мертва? И зачем нужно что-то знать про этого придурка Беккера, которого он чуть ли не каждый день видит в университете?
Каленин развернулся с полдороги и спешно вернулся к тому месту, где выбросил записку. В урне бумажки не было, хотя прошло всего каких-то пятнадцать минут. Он еще раз убедился, что ничего не перепутал, что урна именно та, куда он выбросил записку. Мусор был тот же – по крайней мере он запомнил, что там валялась пустая пачка довольно редких в Германии кубинских сигарет. Пачка была на месте, а смятой бумажки не было. Вывод можно было сделать только один: автор записки следил за Калениным и забрал ее, чтобы не оставлять следов.
Каленин долго и настойчиво звонил Куприну, чтобы посоветоваться, как себя вести, но телефон дипломата упорно молчал. А когда ответил многоканальный телефон посольства, выяснилось, что его куратор уехал в командировку и находится за пределами Германии.
Тогда Каленин решительно двинулся к ближайшему газетному киоску, купил нужную газету и сунул ее в свой почтовый бокс. Потом зашел в ближайший телефон-автомат и набрал телефон профессора Якобсена…
…Беркас продолжал кружить возле памятника, открывая в нем все новые и новые детали, которые раньше ускользали от его внимания.
– Очень люблю про него анекдоты! – услышал он за спиной глуховатый голос. – Хотите, расскажу?
Каленин вздрогнул и обернулся. Перед ним стоял пожилой незнакомец, который сигналил шляпой свое почтение, демонстрируя при каждом ее поднятии белоснежный пушок редких седых волос. Мужчина смотрел на Беркаса напряженно, но каждый раз, приподнимая шляпу, изображал улыбку, причем улыбка эта, при всей ее искусственности, показалась Беркасу неуловимо знакомой.
– Так как насчет анекдота? – переспросил незнакомец и, не дожидаясь ответа, продолжил: – Аденауэра спрашивают: что будет, если он спустит штаны?
Беркас удивленно вскинул брови. Такое начало беседы его обескуражило.
– Нет-нет, не думайте… Ничего предосудительного! – отреагировал тот. – Авторство анекдота приписывают самому канцлеру. Доподлинно известно, что он самолично его рассказывал. Так вот, на поставленный вопрос мудрый канцлер отвечает: спереди вы увидите военную мощь Германии, которая уже никогда не поднимется, а сзади – две половинки Германии, которые уже никогда не соединятся!
Возникла неловкая пауза, так как Каленин не стал смеяться: во-первых, было не очень-то смешно, а потом, смеяться над Аденауэром в присутствии незнакомца не хотелось. Незнакомец тоже смотрел на Каленина серьезно, без тени улыбки, которую он стер с лица сразу же после первых ритуальных взмахов шляпой.
