– Всерьез, Женечка! Абсолютно! Тут знаешь, в чем дело? В разочаровании… Беляев, конечно, деникинцев в КПСС берет, Ленина со Сталиным обесчестил… Но для Антона с компанией этого мало. Это все мишура! Им страну на штык взять надо! А Беляев не дает. Референдум о сохранении Союза ССР затеял. Кадровые чистки начал…Потом, пьет страшно. Иногда кажется, что он спятил, что в белую горячку впал! На днях вот заявил, что надо Польшу и Финляндию к СССР назад присоединить… Слышал?
– Да при мне это было! Нажрался и ляпнул журналистам! А с другой стороны, чем плохо-то? – рассмеялся Скорочкин.
– Неплохо, конечно! Только финны нас все равно не прокормят. А главное, вся затея с Беляевым – коту под хвост! Он великой империей бредит, царя изображает, просит себя «Гербалайфом всея Руси» называть…
Скорочкин прыснул:
– Это ему кто-то наплел, что «гербалайф» по-латыни – что-то вроде императора…
– …а мы как были клерками на сто двадцать рублей в месяц, так и остаемся.
– Это ты, что ли, на сто двадцать?
– Так ведь незаконно все! – аж подпрыгнул от возмущения Березовский. – Каждый мой рубль, кровью добытый, в розыске. Трясусь ежеминутно… Чебриков как коршун вокруг вьется. Про счета мои зарубежные вынюхивает. Сил больше нет бояться, Женя!
– Ну а что же Ельцин?
– А он сказал им: поставите, сделаю все как надо. И приватизацию настоящую! И империю – на свалку. И новый класс собственников. Женя! Мы с тобой не подпольными, а реальными миллиардерами станем! Представь, вилла в Лондоне, яхта за сто миллионов… Я клуб какой-нибудь футбольный куплю в Европе. Мадридский «Реал», к примеру…
– А клуб-то тебе зачем? – искренне удивился Скорочкин, мечты которого так далеко не заходили.
– А просто так, для куражу! Но главное, Женя, власть над страной, над людишками одурманенными – они-то, убогие, верят в перемены, в американскую мечту о равных возможностях. Вот им, равные возможности!!! – Березовский организовал руками характерный жест. – Мы с тобой будем дергать за ниточки, а они будут дергаться, думая, что бегут по жизни к успеху и счастью! А когда добегут, то сильно удивятся: нет там никакого счастья для них. А есть только для нас!
– Ну и гад же ты, Борька! – беззлобно отозвался Скорочкин. – Значит, ты считаешь, что нам надо объединяться с Братским?
– Конечно! Вместе мы сильнее. Да и что нам делить? Если страну, то всем хватит. А если воевать начнем, то загрызем друг друга до смерти! Ну ладно, хватит о делах. Неудобно на спектакле после Беляева появляться. Поехали…
…В Московском художественном театре давали пьесу «Так завещаю!». Спектакль шел с невероятным успехом и неизменно собирал полный зал. Не было ни одного печатного издания, которое не откликнулось бы на новаторскую для своего времени пьесу. Сюжет в двух словах сводился к тому, что Ленин тяжело заболевает и в промежутках между приступами смертельного недуга осмысливает сделанное, оценивает соратников, прощается с Надеждой Константиновной.
Зал встречал овациями каждую мизансцену. К примеру, Ленин говорит Надежде Константиновне:
– Наденька! А помнишь тогда, в Шушенском… Я ведь оказался чертовски прав: подведет нас этот замечательный грузин под монастырь! Помнишь? И, как видишь… Дай руку, Наденька. Что-то мне нехорошо…
– Браво! – выкрикивал одинокий голос в зале.
– Браво-о-о!!! – подхватывали остальные.
– Смело!.. И очень честно! – переговаривались шепотом зрители.
На сцене Феликс Дзержинский, потирая левую сторону груди, пристально смотрит на Надежду Константиновну, а потом резко, по-чекистски спрашивает:
– Как он?
– Плохо… – прячет глаза Крупская. – Вчера сказал странную фразу: «Машина едет куда-то не туда…». Я его спрашиваю: «Какая машина, Володя?» А он улыбнулся загадочно и ничего не ответил…
– Браво!!! – снова взрывался зал, аплодируя умирающему вождю. – Потрясающе! Машина. Это же он про Россию… Браво!!!
Беляев сидел с супругой в первом ряду правительственной ложи и периодически обращался к Скорочкину с вопросами, возникавшими у него по мере развития сюжета.
– А это кто?
– Это Троцкий, Борис Нодарьевич.
– Как Троцкий? Теперь что, и Троцкого показывают?
– Теперь всех показывают. Время такое…
– И он что же: злодей или положительный персонаж?
– Он, Борис Нодарьевич, к Ленину совсем не плохо относится. Он даже понимает где-то, что если Ленина не станет, то ему несдобровать…
– Ну, это-то понятно… Я про другое. Как же теперь быть с точки зрения разъяснения истории? После вот таких спектаклей… Троцкий – он, между прочим, как был троцкистом, так до самой смерти им и остался. А троцкизм – это тот же марксизм-ленинизм, только вид сбоку. Это с одной стороны. А с другой – он же был против Сталина. Получается, что надо сегодня его, так сказать, похвалить за историческую прозорливость…
– Учтем! – раздалось за спиной генсека.
– Кто это? – подозрительно качнул затылком Беляев.
– Это автор пьесы, Борис Нодарьевич!
– А-а… Тогда вот что, товарищ автор. Вы все-таки зря про Свердлова эту историю придумали. Я, конечно, за этот, как его, плюрализм… Но все равно нельзя такой, понимаешь, антисемитизм поощрять. Как это его рабочие на митинге избили? То есть получается, что советские рабочие, уже при самой советской власти, избили до полусмерти соратника вождя… Все думают, что Яков Михайлович от неожиданной инфекции умер, а он, видите ли, погибает от руки… точнее сказать, от ноги русского пролетариата. Не здорово это, – сурово подвел итог Беляев. – Плохие намеки. Так недолго…
– Борис Нодарьевич! – робко вмешался главный режиссер, который тоже стоял за спиной генсека. – Мы все воссоздавали по архивам, по воспоминаниям современников…
– Бросьте! – грубо прервал его недовольный генсек. – Какие архивы? Вон у вас Ленин в маразме с женой разговаривает. Что, тоже из архивов их диалог записывали? Может, еще скажете, что пленка магнитофонная сохранилась? Вы же придумали все! Так? Вот и про Якова Михайловича… Не надо вот этого. Не надо архивной пыли…
– Но, Борис Нодарьевич, – не унимался главреж, – спектакль потому и идет на ура, что мы пытались сказать зрителю то, что от него десятилетиями скрывалось. Вы же сами открыли эту дверь к правде истории…
– Слушайте, Олег Ефремович! Хватит мне голову дурить! Знаю я, как она, эта правда, пишется! Тогда одни врали. Теперь другие… История ведь вещь непредсказуемая. Ее пишут для того, чтобы изменить настоящее! Поняли?! Я ведь почему против? Потому что это опасная забава – власть ногами попирать… Любую власть… Уберите про Свердлова! Ни к чему это…
Возникла тягостная пауза, которую нарушил сообразительный Скорочкин:
– Они подумают, Борис Нодарьевич! Можно вообще Свердлова из спектакля изъять! Он же еще в девятнадцатом году скончался. К тому же царскую семью приказал расстрелять… Ленин вполне может его перед своей кончиной и не вспоминать…
