– Не надо про лицо! – неожиданно попросил Беляев и подозрительно дотронулся до недавно прижившегося уха, а директор между тем продолжил:
– «…Деятели советского искусства всецело готовы, руководствуясь волей партии, талантливо исполнить роль души нации, ее недремлющего ока и чуткого уха…»
– Зачем он про ухо, Евгений? – свистящим шепотом спросил Беляев. – На что он намекает?
– Любезный! – окрикнул выступающего Скорочкин. – Передайте мне текст вашего замечательного обращения. Мы почитаем с Борисом Нодарьевичем на досуге…
– Сейчас-сейчас! Я самую суть! Вот: «…Зная, что на вас легла колоссальная ответственность, и чувствуя творческой кожей происки врагов перестройки, мы обращаемся к вам, Борис Нодарьевич: не бросайте нас! Не оставляйте свой многотрудный пост! Никуда не уходите! Даже если вас захотят демократически переизбрать на ближайшем пленуме, все равно не уходите! Лучше жизнь без партии и без пленумов, чем без вас! Не повторяйте судьбу безвременно ушедшего Ильича!»…Принято на собраниях творческих союзов… Вот!.. – Директор победоносно посмотрел на Беляева: – Это мы от всего сердца, Борис Нодарьевич! По зову души!..
Беляев шумно поднялся и краем глаза увидел, как из темного угла шмыгнул за дверь просидевший весь вечер молча Березовский.
– Это он про какого Ильича – про Брежнева, что ли? – нервно спросил он, обращаясь к главному режиссеру.
Тот неопределенно дернул плечами:
– Я, видите ли, за эту фигню не голосовал! Позорный текст! Как новый вождь, так надо непременно ему навечно присягнуть! Они и Горбачеву такое письмо писали. А до этого Андропову. Только Константину Устиновичу не успели. Написали, а он на следующий день преставился…
– Ну и когда же у нас ближайший пленум? – грозно обратился Беляев к Скорочкину. – Когда снимать меня будете?
– Да что вы? – покраснел тот. – Какие пленумы? Мы же договорились больше пленумов не проводить…
– Ну да, точно! Если что, вы и без всякого пленума… Знаю я вас!..
«Храните ваши денежки…»
Уже неделю Каленин был обладателем архива доктора Шевалье. За это время не случилось ровно ничего такого, что могло бы заслуживать внимания. Каленин жил на берегу Рейна, в престижном пригородном районе немецкой столицы, в небольшом, но очень уютном доме, отличительной особенностью которого была одна из наружных стен, полностью выполненная из стекла. Эта стена выходила на реку, и Каленину казалось, что когда он сидит в кресле, любуясь вечерними огнями проплывающих мимо судов, то все, кто находится на этих баржах, маленьких пассажирских трамвайчиках или многопалубных туристических лайнерах, разглядывают его, одиноко созерцающего жизнь из-за прозрачной стены, и завидуют его спокойствию и уютной сосредоточенности.
А позавидовать было чему! Когда Каленин вместе с Куприным впервые пересек порог этого жилища, то не смог сдержать эмоций. Дом был двухэтажный, очень просто обставленный, но все в нем было сделано так ладно и с таким вкусом, что, казалось, нет такой мельчайшей детали, над которой не потрудились бы и не определили ей достойное место.
Каленин вспомнил огромный и неуклюжий дом профессора Якобсена и сделал про себя вывод, что этот выигрывает буквально во всем.
Он, правда, не сразу понял, для чего Куприн его привез сюда и зачем водит по всем закоулкам. Он ждал момента, когда тот скажет: «Ну вот, осмотрели мы с вами дом, а теперь пойдем во двор. Там есть маленькая конура для охраны, и вас там ждет крошечная комната, за которую придется платить всего сто марок в месяц!» Вместо этого Куприн закончил экскурсию и хлопнул Беркаса по ладони, в которую ловко вложил связку ключей. Он стал прощаться, ссылаясь на неотложные дела.
Только тут Беркас с нарастающим удивлением спросил:
– А где я буду жить, Николай Данилович?
Куприн понимающе рассмеялся и, потрепав Каленина по плечу, дружелюбно уточнил:
– Не тушуйтесь, Беркас Сергеевич! Живите где хотите… – Он сделал широкий жест, указывая на весь дом. – Хотите наверху, хотите внизу, а можно и здесь – с видом на Рейн. Только голым по этой комнате расхаживать не рекомендую. – Куприн громко рассмеялся. – Немки, конечно, уступают нашим девчонкам – и внешне, и по темпераменту, – но если вы станете денно и нощно соблазнять их вашей атлетической худобой, даже они могут не выдержать и кинутся требовать от вас сатисфакции!
Беркас окончательно смутился и настороженно уточнил:
– Николай Данилович! Я не потяну. Это же стоит сумасшедших денег.
– Я без вас, молодой человек, знаю, сколько это стоит. Вашей месячной стипендии точно не хватит. Но вам платить не придется, – успокоил он. – Хозяева дома – мои немецкие друзья, и с меня они денег все равно не возьмут. Это, конечно же, нетипично для немцев, но иногда встречаются и такие уникальные экземпляры. Я позвонил им в Лондон. Они любезно согласились на квартиранта, тем более что я описал вас в превосходных эпитетах. А вернутся они уже тогда, когда ваша стажировка закончится… Правда ведь, великолепный дом?
Каленин растерянно кивнул, еще не веря до конца, что будет жить в таких невероятных условиях.
– То-то же! Располагайтесь и творите! Глядишь, вернетесь с готовой диссертацией…
…Последние несколько дней Каленин испытывал неприятное чувство дискомфорта. Дом вдруг стал холодным и неуютным. Виною тому был архив Шевалье, который, оказавшись в доме, занял, казалось, все свободное пространство. Беркас таскал папку с рисунками и портфель с записями доктора из комнаты в комнату, убирал в шкаф, прятал под кровать, потом снова доставал и пристраивал на новое место. И каждый раз, проходя мимо этого места, обязательно извлекал архив и снова слонялся с ним по дому.
Был момент, когда он принял решение спрятать архив на улице, в гараже, чтобы не натыкаться на него ежеминутно. Каково же было его потрясение, когда на следующий день он не обнаружил папку на полке среди всякого хлама, куда ее накануне спрятал. Портфель стоял на месте, а папки не было. Беркас обнаружил ее на полу, метрах в трех от того места, где с вечера оставил. Один из ее углов был основательно обглодан.
– Крыса!!! – догадался Беркас. Он лихорадочно открыл папку и с облегчением утер холодный пот – до бумаг острые зубы маленького хищника не добрались, удовлетворившись приличным куском кожзаменителя.
«Вот тебе и еще один урок проживания на чужбине! – подумал Каленин. – Крысы живут даже в Бонне. Интересно, а на Луне они есть?»
Беркас спешно притащил папку с портфелем в дом и неожиданно для себя принял необычное решение. Он видел в хозяйской спальне, в которую старался лишний раз не заходить, огромный альбом для фотографий. Еще в первый день, оставшись один, он не сдержал любопытства и открыл альбом. «Если бы хотели спрятать, убрали бы с глаз долой», – подумал он, стараясь заглушить легкие угрызения совести. Заполненными оказались только две первые картонные страницы. На всех фотографиях была изображена супружеская пара – милые и приятные люди средних лет. Понятно, что это были хозяева дома. Видимо, они начали формировать семейную фотолетопись, так как открывался альбом свадебной фотографией, на которой значилась дата – 1976 год…
