Его будущее и будущее мирового шахматного чемпионата казались обеспеченными. Передовица в «New York Times» сообщала: «В шахматах началась эра Фишера, она обещает блеск древней игры, которого никогда раньше не было». Фишер утверждал, что не станет увиливать от защиты своего титула; напротив, он будет регулярно сражаться с претендентами. Мало кто думал, что он потерпит поражение в ближайшие десять лет. Единственным исключением оказался его бывший секундант Ларри Эванс: «У меня возникло ощущение, что он больше никогда не будет играть в шахматных соревнованиях».
Все считали, что скоро Фишер войдет в клуб мультимиллионеров. Почти сразу после матча предприниматель и поклонник бриджа Аира Дж. Корн, с финансовой поддержкой которого американская команда по бриджу побеждала в чемпионатах мира 1970 и 1971 годов, предложил устроить матч-реванш между Фишером и Спасским. Речь шла о возможной одновременной демонстрации партий в лондонском «Альберт-холле». Выгодные предложения о турнирах чуть ли не ежедневно прибывали отовсюду, от Катара до Южной Африки, от президента Филиппин Фердинанда Маркоса до иранского шаха.
Однако вскоре продюсеры и промоутеры, финансисты и спонсоры столкнулись с раздражительной реакцией Фишера на необходимость ставить подпись под контрактами. Расстроенный Пол Маршалл вспоминает, что были согласованы грандиозные контракты, но, несмотря на то что «Фишер хотел денег, письменных обещаний он не давал, а получить деньги без них было невозможно».
Компания «Warner Brothers» задумала выпустить Рождественскую пластинку, на которой Фишер записал бы несколько основных шахматных уроков. Два продюсера во время матча вылетели в Исландию, чтобы попытаться договориться об условиях. Фишер был слишком занят, чтобы уделить им время. Тем не менее предложенные деньги произвели впечатление — возможная прибыль могла оказаться весьма значительной. Эванс выразил желание помочь в составлении документа с заманчивым гонораром. Он спросил президента «Warner Brothers», должен ли сам Фишер подписывать контракт, и ему ответили «нет», это было простой формальностью. Все детали должны были быть согласованы в принципе. Эванс сказал: «В таком случае я бы предпочел получить деньги заранее». Ему заплатили.
Один предприниматель предложил Фишеру около миллиона долларов за автограф на шахматных комплектах, и Палссону обещали процент, если тот сможет убедить своего приятеля. «Я сказал Бобби: "В чем дело? Ты же хочешь, чтобы шахматы были в каждом доме". Я уверен, что смог бы его уговорить, но для этого требовалось больше времени. Они хотели быстрого ответа, поскольку был уже сентябрь, а наборы должны были появиться в магазинах к Рождеству». В конце концов это и все остальные предложения сели на мель.
Тем временем Фишер несколько раз появлялся на телевидении, в том числе и на шоу Боба Хоупа, где отвечал на исполненные благих намерений вопросы иногда мрачно, иногда с неохотной усмешкой, склонив голову набок, уставив глаза в пол и нечётко выговаривая слова. По приглашению Фишера в Штаты прибыл Палссон, взяв в полиции неоплачиваемый отпуск, с желанием стать его помощником и посредником, а при случае найти возможность и для реализации собственных танцевальных талантов. Его семья осталась в Исландии. «Жена, наверное, ревновала к Бобби, поскольку он всегда хотел общаться со мной и отнимал очень много времени», — рассказывает Палссон.
Палссон и Фишер остановились в Нью-Йорке у Маршаллов, а затем переехали на западное побережье, в Пасадену. Никто из знакомых Фишера не удивился бы, узнав, что Палссон не получил ни цента за свой визит. Но сегодня исландец не жалеет о поездке. Его цитировали в прессе и обращались с ним, как со звездой; днем, когда Фишер спал, он разъезжал в лимузине, нанятом для них Бобом Хоупом. На одном шикарном приёме председатель приветствовал его как телохранителя Фишера, «без которого, по словам Фишера, он бы никогда не смог стать чемпионом мира». «Все стояли и аплодировали, — говорит Палссон. — Это Америка. Было здорово. Настоящая вершина жизни».
Фишер клялся Палссону, что он даже может встретиться с президентом, — из Белого дома пришло приглашение, и они оба туда отправятся. На самом деле по записям Белого дома видно, что вопрос о приглашении Фишера вызвал в администрации серьёзные сомнения, создав поток противоречащих друг другу рекомендаций. Годом раньше, после победы Фишера над Петросяном, обсуждалась десятиминутная совместная фотосессия. Президент должен уделить этому время, гласила первая рекомендация, поскольку тем самым он «продемонстрирует интерес к интеллектуальному спорту, поклонников которого в мире насчитывается почти 60 миллионов». Идея возникла у специального советника президента Никсона и его наперсника Леонарда Гармента. Д-р Киссинджер и Совет национальной безопасности одобрили предложенную встречу, но письмо Гармента от 18 января 1972 года всё погубило:
Надёжный источник описывает Фишера, как «невероятно эксцентричного, абсолютно непредсказуемого человека со странными религиозными воззрениями, очень яркой личной жизнью, одновременно грубого и обаятельного».
После триумфа Фишера тема встречи вернулась в Белый дом. Шёл даже разговор о приглашении на неё Спасского. Генерал Александр Хейг, глава администрации Никсона, не видел «проблемы в том, чтобы президент согласился на встречу с Бобби Фишером. К матчу был проявлен широкий международный интерес, и такая встреча будет приятна, например, исландцам, учитывая, что их президент сам недавно встречался с Фишером. С другой стороны, нам представляется, что президенту не следует встречаться с Борисом Спасским».
Что случилось с приглашением, неясно. Палссон утверждает, что оно было, но Фишер никак не мог решить вопрос с датой: «Бобби знал, что мне хотелось попасть в Белый дом. Он должен был отослать список гостей и сказал: "Ты в списке самый первый". Я спросил, когда же мы идём. Он, как обычно, откладывал». Ценность этой встречи для президента с каждым днем становилась всё ниже. Почти через тридцать лет разгневанный Фишер ворчал: «Меня никогда не приглашали в Белый дом. Они пригласили эту олимпийскую русскую гимнастку — маленькую коммунистку Ольгу Корбут».
Трёх месяцев в Штатах Палссону вполне хватило. Его семья не хотела переезжать в США, а он скучал по дому. Наконец он сказал Фишеру, что должен улетать; исландская авиакомпания купила ему билет на родину. Фишер примчался к своему другу в аэропорт и спросил: «Ты действительно оставляешь меня?» Ощутив некоторые угрызения совести, Шахматная федерация США нашла 500 долларов на оплату трудов Палссона: он пробыл с Фишером целых пять месяцев, так что каждый день стоил три доллара.
На несколько месяцев Фишер исчез из поля зрения публики, появившись только в конце 1972 года на турнире «Жареные цыплята». Турнир проходил в Сан-Антонио, в Техасе, и финансировался Джорджем Чёрчем, сколотившем состояние на продаже жареных цыплят. Туда приехали несколько лучших игроков мира, а вот Фишера играть не пригласили. Один из организаторов объяснял это так: «Опасались, что для оплаты участия Бобби потребуется весь бизнес мистера Чёрча». Однако его позвали в качестве почётного гостя, выделив частный самолёт. Разумеется, он опоздал, задержав начало тура на пятнадцать минут.
Кульминацией турнира было соперничество между армянским ветераном Тиграном Петросяном, венгерским ветераном Лайошем Портишем и худосочным 21 -летним русским. Анатолий Карпов был надеждой советских чиновников, хотя они тревожились за его физическую выносливость. Он весил около 48 килограммов и выглядел так, словно сил у него хватало лишь на то, чтобы оторвать от доски фигуру не тяжелее пешки. Однако он был невероятно талантливым, жёстким игроком, последователем школы Ботвинника, преданным шахматам и социализму. Как-то раз он сказал, что у него есть три хобби — шахматы, коллекционирование марок и марксизм. Его игра, как и его личность, была серьёзной, практичной и спокойной.
