Даже гроссмейстеру вранья полезен скромный тайм-аут. И даже у матерого провизора обмана рука может случайно дрогнуть. Вот уже третий день я элементарно боялся перепутать, кому и что надлежало врать. Анне требовалось говорить одно, Козицкому другое, англичанину третье, помощникам четвертое, Баландину пятое...
Ах да, Баландин! Вот кто мне сейчас нужен. К дьяволу тайм-аут.
Как только мои референты скрылись за дверью, я вызвонил себе президентского пресс-секретаря. Черный ворон немедля примчался за поживой, широко разевая клюв. Со вчерашнего дня я посадил его на голодный паек. Теперь Баландин жаждал информации.
— Как... э-э... самочувствие Президента? — первым делом спросил он.
Воскресным утром Макин еще не выходил в коридор со своей бутылочной симфонией, и пресс-секретарь томился догадками: миновал запой или нет?
— Плохи дела, — объявил я с фальшиво-скорбной миной. — Очень плохи, Иван Алексеевич. Сердце, сами понимаете...
«Запой продолжается», немедленно понял Баландин и грустно склонил голову.
— Такое состояние, — заключил я, — конечно, не позволяет Президенту голосовать на своем избирательном участке в Крылатском. А ведь туда обязательно сбегутся журналисты... Что будем делать, Иван Алексеевич? Нужна толковая отговорка для прессы.
Баландин привычно поджал губы и закатил глаза.
— Интересы безопасности, — после кратких размышлений предложил он. — Это, пожалуй, будет весомо.
Умница, нежно подумал я о пресс-секретаре. Не забыл моих россказней про террориста. Смекнул, как их применить наилучшим образом. Теперь каждое лыко у нас аккуратненько ложится в строку. Все очень правдиво и натурально. Есть даже подлинное письмо с угрозами, для прикрытия нашей версии.
— Пойдет, — вслух одобрил я. — Теперь конкретизируйте.
Пресс-секретарь включил свой стрекочущий аппаратик для придумывания нужных формулировок. На голых косточках казенной версии стало нарастать особого сорта канцелярское мясо. Рацион для журналистской братии.
— «Пресс-служба Президента Российской Федерации уполномочена сообщить, что в связи с осложнившейся накануне выборов криминогенной обстановкой в районе Крылатское и по соображениям безопасности Президент посчитал необходимым перенести процедуру своего волеизъявления из Крылатского в поселок Завидово, где Президент и проголосовал на местном избирательном участке в десять часов утра по московскому времени», — выдал готовый текст баландинский аппаратик.
— Годится, — похвалил я. — Но только почему именно в Завидово? Почему не в Барвиху, Ново-Огарево или Горки-9?
— Убедительнее, — сказал пресс-секретарь. — Прецедент уже имеется. Он ведь там голосовал однажды. Три с половиной года назад, зимою, когда были выборы в Московскую областную Думу. Тогда мы еще придумали про сильный насморк, не помните?
Зимой позапозапрошлого года у Президента был еще другой Глава администрации, а я набирался вице-премьерского опыта на Краснопресненской. В ту пору Баландин сочинял весомые отговорки для журналистов по заказу моего предшественника. Спектакли с треньканьем бутылок собственноручно разыгрывал Президент. Место Макина считалось высшей номенклатурой СБ, и занимал его сам генерал-полковник Сухарев... Как же давно это было!
— Ваш текст принят, Иван Алексеевич, — сказал я. — Озвучите его на специальном брифинге — не позднее полудня. И «поселок Завидово» замените на «одну из подмосковных резиденций». Будет солиднее. Пусть журналисты сами гадают, где именно Президент отдал свой голос. Безопасность так безопасность.
Называть Завидово мне абсолютно не хотелось: заподозрив неладное, Анна могла примчаться оттуда в Кремль. Обтекаемая формулировка устраивала меня куда больше. У нас этих подмосковных резиденций — около десятка, не считая бункеров на случай ядерной войны.
Я обговорил с Баландиным последние детали, а затем тактично спровадил его. Чтобы пресс-секретарю жилось веселее, я вручил ему на дорожку немного старых, еще майских, сплетен о школьных двойках президентских внуков. «Неужели и по поведению?» — удивился Иван Алексеевич. «Дергали за косы девочек из класса, — объяснил я. — Только смотрите, как бы журнал «Форбс» не узнал и не раздул сенсации. У них ведь, в Штатах, это уже считается сексуальным домогательством. Там за такие дела могут теперь привлечь уже с девяти лет...»
После ухода пресс-секретаря я сразу же велел Ксении соединить меня с Центральной клинической больницей. Школьные двойки, возникшие в разговоре с Баландиным, напомнили мне о Лелике Гурвиче, министре финансов и бывшем моем соседе по парте. Еще с пятницы мнимый больной Гурвич отлеживался в ЦКБ. Как ему там, страдальцу?
Услышав зуммер, я поднял трубку серенького дежурного аппарата.
— Привет, — сказал я. — Лелик, ты?
— Здравствуйте, Болеслав Янович, — раздалось из трубки. — Это Кукушин на связи. Вы только не волнуйтесь, все в полнейшем порядке...
Академик Кукушин с допотопных времен командовал Центральной клинической больницей. Генсеки приходили и уходили, а неизменный Ульян Кукушин пребывал вовеки.
— Здравствуйте, Ульян Петрович, — ответил я. — Я и не волнуюсь. Мне бы Гурвича к телефону.
— Лучше его пока не тревожить, — мягко попросил Кукушин. — Он отдыхает после операции...
— Операции?! — Я чуть не выронил трубку.
— Непростой был случай, — признался академик. — Но сейчас уже все хорошо. Вы его вовремя сюда направили. Такая разновидность порока сердца обычно плохо диагностируется и не дает симптомов, до самого последнего момента... А теперь с новым сердечным клапаном ваш министр в футбол будет играть!
— Спасибо, хотя навряд ли... — ошеломленно пробормотал я.
Чего-чего, но играть в футбол Лелика Гурвича нельзя было вынудить даже под угрозой отставки.
54. «МСТИТЕЛЬ»
Самый обыкновенный кнопочный электровзрыватель я выбрал как наиболее надежный. Не доверять химии обучил нас еще сержант.
«Усвойте же, чморики, — говорил он, отхлебывая свое адское пойло. — Химии сейчас великий крантец. Единый стандарт отливки мембран екнулся вместе с Союзом нерушимым, и каждая дерьмовая минная фабричонка заимела личные прибамбасы в смысле технологии. Это значит что? Это значит, что секундный интервал срабатывания минного устройства с химвзрывателем точно определить не... Ну-ка, повторяйте по слогам!» Сержант впивался в нас требовательным взглядом маньяка. «Не-воз-мож-но», — злым простуженным хором гнусавили мы. Дружно ненавидя нашего взводного мучителя, мы волей-неволей мотали его премудрости себе на ус. И кое-что намотали — не зря покойник старался.
От обычного «пояса шахида» моя конструкция отличалась так же, как «Вольво» от «Запорожца»: совсем другой уровень работы, не дилетантский. Изнанка моей летней куртки теперь походила на патронташ охотника, но калибром покрупнее. Десять матерчатых карманчиков я вшил двумя рядами, по пять с каждой стороны. А для страховки проводов еще приспособил изнутри четыре удобные нитяные петли. Одну — чуть пониже левого рукава, другую — в районе подмышки, третью — немного выше локтевого сгиба, последнюю — на уровне запястья, сантиметра три не доходя до будущей повязки.
