— Болеслав Я-а-анович! — весьма натурально заныл наш главный шоумен. — Но все ведь уже готово... Программа сверстана, объявления пошли в типографию, звезды дали согласие...
— Никаких «но»! — отрубил я. — Мы с Игорем Михайловичем ответственно тебе заявляем: нет!
— А может быть... — жалобным голосом проговорил Волков.
— Никаких «может быть»! — оборвал его я. — Мы с Игорем Михайловичем... — Каждый раз, когда я произносил вслух это сочетание, мэр в углу недовольно крякал. — Итак, мы с Игорем Михайловичем просто категорически вам запрещаем...
Некоторое время Волков для вида поупирался, затем — как бы убитый горем — всплеснул руками и со словами «Режете без ножа!» покинул мои апартаменты. Кажется, наш балаган помог и Валере окончательно примириться с отменой звездной тусовки у кремлевских стен. Его идея, по крайней мере, не пропала зря. Точнее сказать, она пропала с пользой.
— Вот, пожалуйста, — сказал я мэру. — Мы уже плодотворно сотрудничаем, не так ли? Одна ваша просьба исполнена. Теперь насчет дирижаблей: их тоже не будет... Идите сюда! — Я поманил Круглова к открытому окну кабинета.
Московский градоначальник медленно приблизился. Багровых тонов на лице колобка стало заметно меньше, однако там все еще удерживалось ожидание подвоха. Круглов не верил в быстроту победы надо мной. Быть может, он предполагал, что я лишь выбираю удобный момент, намереваясь схватить мэра за фалды и выкинуть вниз с третьего этажа, в наш уютный внутренний кремлевский дворик.
— Видите? — Я указал пальцем вниз. На квадратном асфальтовом пятачке замерла эмалево-белая металлическая стрекоза: удлиненный аристократический корпус, два винта — один над другим, блестящие стекла салона. Чудо военно-технического дизайна. Услада сердца для патриота и гроза для неприятеля. Возле летательного аппарата возились техники в синих комбинезонах. — Что это, по-вашему? — задал я вопрос мэру.
— Ну вертолет, — ответил мне мэр. Он пока не понимал, где подвох, и был настороже, словно Тарзан на тропе войны.
— Не просто вертолет, — пояснил я, — а самый быстрый, самый лучший, экстра-класса. Ка-75, «Белый Аллигатор». Дар камовской фирмы предвыборному штабу нашего Президента. Вчера доставили. Я, знаете ли, филолог по образованию и в технике разбираюсь из рук вон. Но эта машина на меня произвела впечатление.
Мэр зашарил по карманам в поисках кепки и, не найдя, приставил ко лбу ладонь в виде козырька.
— А что это за трубки по бокам? — бдительно спросил он, оглядывая вертолет.
— Если не ошибаюсь, ракетные установки, — сказал я. — Довольно мощные, как мне говорили. Там заранее предусмотрено...
— И он будет летать над Москвой? — взволнованным голосом перебил меня Круглов. — Вот так, с этими боевыми штуками?
— Обещали, что полетит, — подтвердил я. — В агитационных целях, сегодня ближе к вечеру. По сравнению с «Белым Аллигатором» любой агитдирижабль — детство человечества. Но если вы думаете...
— Я не думаю, я знаю! — бесцеремонно оборвал мою речь колобок. — Московская мэрия категорически против! Безусловно и окончательно! Еще не хватало, чтобы какая-нибудь ракета свалилась на головы наших москвичей! Чернобыль хотите устроить?!
Круглов принял оборонительную стойку, ожидая моей ответной реакции. Но я не собирался спорить. Напротив, я подчеркнуто дружелюбно кивнул мэру в знак согласия:
— Не будет ракет, Игорь Михайлович. Ни ядерных, ни обычных, слово даю. По нашей просьбе конструкторы Ка-75 специально переделали обе установки. Теперь они будут «выстреливать» только нашей агитпродукцией... Глядите! — Я вытащил из кармана образец и показал его Круглову.
— Замусорить Москву я вам не дам! — тут же воскликнул мэр, с видимым удовлетворением ступая на знакомую почву. — Муниципальные дворники не обязаны убирать потом ваши бумажки!
Круглову по-прежнему хотелось вывести меня из равновесия и доказать, кто в Москве самый главный Мойдодыр. Ты, ты самый главный, устало подумал я. Успокойся. Все твое, только не мешай нам выбирать Президента.
— Это не бумажка, — сказал я. — Это пластик. Очень практичная вещь, на асфальте не залежится, подберут. Видите, тут на одной стороне фото Президента с семьей, на другой — календарик и гороскопы. Возьмите в руку, чувствуете, тяжелая? Пользуясь этой карточкой, можно будет дважды бесплатно проехаться на метро. Очень удобно в день голосования...
— Бесплатно?! — выдохнул колобок с гримасой только что ограбленного человека. — На городском метро? А приезжие — они тоже даром будут кататься? Да вы знаете, во сколько это обойдется муниципальному бюджету?!
— Демократия стоит дорого, — согласился я. — Но москвичи этот продукт получат со скидкой благодаря бескорыстной помощи мэрии. То бишь благодаря вам.
Все мои попытки консенсуса с Игорем Михайловичем тут же пошли прахом. Лицо мэра вновь побагровело, возвращаясь к начальной стадии нашей беседы.
— Никогда! — прошипел он. — Халяву? За наш счет? Никогда! Мало вам федерального бюджета, кровопийцы? У меня в зоопарке звери голодают! У меня в кукольном театре народные артисты месяцами тринадцатой зарплаты не видят! У меня... — Круглов тяжело задышал.
Зато у тебя хватает денег на чугунных Георгиев Победоносцев, неприязненно подумал я. Раз в неделю очередного Жору отливают и ставят где-нибудь под оркестр. Каждый такой памятничек со змеем стоит четверть миллиона долларов. И ничего, бюджет выдерживает, Москва стоит.
— Так вы готовы поддержать нашу идею? — в упор, без экивоков спросил я.
— Оплачивать халяву? Поищите дурака! — отрезал багровый Круглов. — Я сегодня же аннулирую ваши карточки!
— Ваше последнее слово?
— Нет и нет!
Видит бог, я хотел договориться мирно. Мэр столицы — не какой-то там прибайкальский губернатор, должен понимать ситуацию. Если ты меня не любишь, не люби: не приглашай меня к себе в гости, не шли поздравительных открыток к Новому году. Но нельзя, колобок, понимаешь, нельзя каждое мое слово встречать в штыки. Опасно. В случае нашего проигрыша мы ведь с тобой встретимся у одной стенки, и там уж нас помирят... Все-таки власть портит, сделал я грустный вывод. Даже муниципальная.
Я подошел к столу, демонстративно сунул руку в боковой ящик и щелкнул клавишей. Послышался негромкий гул. Затем я передвинул массивную медную пепельницу поближе к краю стола.
— Стало быть, вы, Игорь Михайлович, отказываетесь поддержать нашего Президента на выборах? — громко спросил я, наклоняясь к жерлу пепельницы. — Верно я вас понял?
Лицо Круглова перекосилось. Президент всегда искренне выражал симпатию столичному мэру. Вероятно, мэр представил вдруг, как я прокручиваю главе государства пленочку с записью нашей дискуссии, и — прости-прощай симпатия. В пределах Садового кольца я имел репутацию человека хитрого и безжалостного. Слухам о своем иезуитстве попустительствовал я сам: с таким шлейфом гораздо удобнее было общаться с должностными лицами. Страх — сильное орудие в умелых руках.
