Теперь мне предоставлялась возможность ответить. В порядке плюрализма. Я искоса глянул на недоеденного омара в тарелке и состроил постную рожу.
Только самонадеянные кретины плюют в руку дающего и лупят по зубам дареному коню, напомнил себе я. Фердинанд Изюмов — реальный политик, совсем не кретин. Берет, что дают: с миру по нитке, с паршивой овцы — шерсти клок, суют намыленную веревку — и веревочка в хозяйстве пригодится. Жареный петух в жопу клюнул? Возьмем и петушка, и жопу. Всерьез ругаться с гадами-спонсорами было бы неимоверным дебилизмом. Надо сохранять лицо, избегая сильных эпитетов.
— Понимаю вашу озабоченность, уважаемые господа, — медленно сказал я. При этом я волевым усилием задавил нескольких «скупердяев» и «жаднючих козлов», готовых сорваться у меня с языка. — Однако позволю не вполне согласиться с вами. Полагаю, кандидат в президенты в моем лице вполне окупает вложенные вами средства.
— Неужели? — с сарказмом спросил пирожный босс Липатов, наиболее прижимистый из всей святой троицы.
— Безусловно окупает, — ответил я. — Ну, посудите сами. Когда меня выберут президентом России, каждый из вас приобретет раз в двести больше, чем потратил. Господин Чешко получит от меня Министерство здравоохранения и сам будет решать, полезно или вредно курение для здоровья... Господин Липатов станет, если захочет, министром иностранных дел и сможет продвигать свои пирожные на внешний рынок, хоть на планету Сатурн... Ну, а господина Звягинцева я сделаю министром обороны, торжественно клянусь. Все вы не пожалеете, что связались со мной.
Пока спонсоры переваривали этот монолог, я прикончил последнего из омаров. Мое предложение обеспечило мне еще минуты две спокойной еды. Но не больше.
— Чушь! — сказал, наконец, табачный король. — Какая там победа на выборах? Оставьте эту лапшу для ваших педерастов. Мы конкретные люди, среди нас нет кремлевских мечтателей...
— Вот именно, — согласился император пирожных. — Никто вас и не покупал в качестве кандидата в президенты. Вы всего-навсего наш самый дорогой рекламный агент.
— Самый дорогой и самый бестолковый, — добавил презервативный магнат. — Мои изделия вы, между прочим, раскручиваете архи-скверно.
— Делаю, что могу, — кротко ответил я, стараясь не вспылить. — В детских садах я уже их раздавал, ментам на Рижском рынке дарил пачками, в Госдуме штук сто с трудом, но пристроил. Сегодня в артгалерее на Гоголевском битый час агитировал за ваши изделия. Только что еще не примерял их перед телекамерой.
— За такие деньги могли бы и примерить, — проворчал господин Звягинцев.
По правую руку от меня послышалось сдавленное бульканье. Сашка успела заполировать пятнадцатидолларовое суфле стаканом водки «Astafyeff». Зразы, не съеденные спонсорами, как-то незаметно переместились к ней. Огуречный салат и креветки находились на полпути. Надеюсь, питательный процесс отвлечет эту ненасытную тварь до конца нашей беседы со спонсорами. Пока рот ее занят жратвой, я могу быть относительно спокоен.
— Значит, примерить? — скрипуче хохотнул император пирожных. — А что, это мысль...
Табачный король, не расположенный к юмору, постучал вилкой о край тарелки.
— Времени мало, Изюмов, — суровым тоном произнес он. — Кандидатом вы пробудете еще два дня. Ровно столько вы будете интересны журналистам и ТВ, потом — все. После выборов никто вас не купит, даже по демпингу. И если вы не используете эти дни в наших интересах, последние свои счета оплатите самостоятельно.
— В том числе и счета из «Голубой лагуны», — присовокупил неумолимый господин Звягинцев.
— Их-то — в особенности, — кивнул фабрикант «Московских крепких». — Там за один вечер сумма набегает дай боже.
Это был неожиданный удар поддых. Ну, суки!
Я мысленно посчитал, сколько халявного пива уже вылакала голубая тусовка Дуси Кораблёва, и ужаснулся. Шандец. Цветочки кончились, поперли волчьи ягодки. Кажется, господа спонсоры натягивали поводок и брали меня за горло. И зачем же я, дубина, накупил на избиркомовские деньги столько бесполезных шмоток? Лучше бы сам поил охрану, ей-Богу, и не связывался с русскими капиталистами. Хищники, чистые волки! Гнусные морды эпохи первоначального накопления. Однако отступать теперь уже поздно. Обглодают, как Сашка — осетра. Придется капитулировать.
— Думаю, мы все уладим, — до омерзения приторным тоном сказал я. — Я ведь не отказываюсь сотрудничать. Наоборот...
— Правильно, Изюмов, — проговорил спонсор господин Чешко. — Давно бы так. Сегодня у вас, кажется, прямой эфир в «Останкино»? Вот и поработайте сегодня на нас, на нашу продукцию. Поменьше политики, побольше рекламы. И без фокусов.
— Ни единого фокуса, господа! — Я замахал руками. — Все будет вам по кайфу, слово кандидата в президенты. Останетесь довольны...
— Точно-точно, охренеете от удовольствия, — раздался неожиданный голос. — Фердик из любого говна конфетку вам сделает, он мастер.
Проклятье, ослица заговорила!
Сашка наелась, напилась и теперь захотела потрепаться. Вот дегенератка! Я под столом рыскнул ногою вправо-влево, желая придавить в зародыше дурацкую болтовню. Однако Сашка каким-то хитрым макаром поджала обе свои ноги и очутилась вне досягаемости моего ботинка.
— Из какого еще говна? — нехорошим голосом переспросил табачный король, прищурив глаза. — Вы о чем?
— Что вы, что вы! Он ни о чем! — Я растекся сахарным сиропом по тарелке. Больше всего мне хотелось дотянуться до железной вазочки из-под мороженого, нахлобучить ее на голову разговорчивой дряни и потом сильно-сильно колотить сверху молотком. — Вы не так поняли моего друга. Александр, будь любезен...
— Обычного говна, — с пьяным упорством сказала Сашка. Ядреная «астафьевка» уже затуманила ей остатки мозгов. — Ты ведь, Фердик, сто раз мне повторял: в «Московских крепких» — не табак, а сушеный навоз. Какашки.
Глаза господина Чешко сузились до размеров бойниц, из которых в мою сторону вылетела пара электрических молний. Презервативщик Звягинцев невольно хмыкнул при слове «какашки», о чем наверняка тут же пожалел.
— Про вашу резину я и не говорю! — отважно припечатала дрянь и его. — Вы сами-то в них трахались когда-нибудь? Если нет, нарочно наденьте и посмотрите на свой синий член!.. Какой же чокнутый придумал красить их в этот раздолбайский цвет? Фердик нацепил один раз — так потом от смеха кончить никак не мог. Хорошо еще, у меня завалялось пирожное «Сатурн». Классная штука. Откусишь разок, и тебе уж не смешно...
— Заткнись! — Я зашарил по столу в поисках какого-нибудь тяжелого предмета. Все мои старания мирно уладить дело со спонсорами разбивались к едрене фене из-за пьяной Сашкиной болтовни. Черт, надо было отдать ей второго омара и харчо. И пломбир. Но теперь поздно. — Молчи, дрянь!
— Нет, отчего же, — проскрипел господин Липатов. — Пусть скажет... Поговори, мальчик, поговори. Почему же после наших пирожных тебе не смешно, а?
