Ощупью я отыскал высокую табуретку и сел.
— Значит, эфэсбэ ко мне пожаловало, — уже без насмешки произнес голос Заварзина. — Дождался... Вы меня сразу будете арестовывать или как?
28. БОЛЕСЛАВ
Чем меньше комфорта, тем лучше для дипломатии. Комфорт располагает к лени. В роскошных апартаментах с удобными креслами и идеальной обслугой официальные переговоры можно вести неторопливо, раунд за раундом, делая большие перерывы на ланч. В жарком грязном подъезде рядом с благоухающим мусоропроводом государственные дела решаются намного быстрее. Не прошло и четверти часа после начала саммита, как украинский премьер прекратил твердить об «измене Родине» и перевел разговор в нормальное конструктивное русло.
— Восемьдесят пять процентов, — сказал он, отряхивая испачканный мелом рукав пиджака. — Мне кажется, это будет вполне справедливо.
— Сорок пять, — предложил я свой вариант. — С учетом традиционных дружественных связей между нашими странами. Вспомните Переяславскую Раду.
Запах от мусоропровода то ослабевал, то вдруг усиливался. Боковым зрением я заметил у себя под ногами несколько апельсиновых корок и яичную скорлупу. Не подъезд, а какая-то помойка.
— Семьдесят пять, — Козицкий понизил ставку на десять пунктов. — Переяславская Рада — это из области истории. И не забывайте, Болеслав Янович: у Республики Украина нет врагов и нет друзей. У нее есть только интересы.
— Пятьдесят, Василий Павлович. — Я сделал шажок в сторону, чтобы не наступить на скорлупу. — И то, если Киев финансирует нашу военно-морскую базу в Севастополе...
— Семьдесят процентов, — еще немного уступил Козицкий. — И без базы. С ней вопрос обоюдоострый, сами понимаете. Чуть что, наше Министерство закордонных справ встанет на дыбы.
— А вы его дустом, дустом... — посоветовал я. — Хорошо, пятьдесят пять плюс база. Это максимум для меня. Поймите и вы, Василий Павлович: Россия не может просто так списать семьдесят процентов годового нефтяного долга Украины. Сколько бы мы ни говорили на пресс-конференциях про славянское братство и взаимопомощь, этот жест будет выглядеть подозрительным. Чехи, между прочим, тоже братья-славяне. Однако Прага платит нашему Транснефтепрому, как миленькая.
— Да, но за премьером Чехии вы не гоняетесь по Москве на вертолете, — вежливо улыбнувшись, напомнил мне Козицкий. — Ну, ладно, пусть будет шестьдесят пять минус база. Из уважения лично к вам, Болеслав Янович. Но — ни процентом меньше.
Число «65» меня по-прежнему не устраивало. У России, черт побери, тоже имеются свои интересы.
— Шестьдесят, — предложил я. — И половину финансирования нашей базы. Только из глубоких симпатий лично к вам, Василий Павлович.
— Не пойдет, — сказал Козицкий. — Мне очень жаль, но...
Премьер-министр Украины сделал вид, что засобирался уходить, и опять запачкал побелкой обшлаг своего пиджака.
— Шановный пан премьер. — Я все-таки наступил на скорлупу, которая сейчас же тревожно захрустела у меня под подошвой. — Давайте на минуту забудем о цифрах. Давайте вернемся к началу и опять займемся экстраполяцией.
— Милости прошу, — согласился Козицкий, сосредоточенно отряхиваясь.
Снова начиналась сказка про белого бычка. Точнее сказать, про красного, серпасто-молоткастого.
— Допустим, — проговорил я, — мы здесь с вами сейчас ни до чего не договоримся. Допустим, разойдемся восвояси. Допустим, вольно или невольно вы дадите ход утечке информации о нездоровье Президента России. Наш электорат будет деморализован, а Товарищ Зубатов послезавтра сделается новым хозяином Кремля. Его экономических воззрений мы уже касались. Теперь коснемся зубатовских взглядов на геополитику. Вы ведь знаете о его отношении к Украине?
— В самых общих чертах, — уклончиво ответил премьер Украины, и я понял, что Козицкий вполне изучил вопрос. Тем лучше.
— И вас не пугает сама возможность его победы? — напрямик спросил я. — Не как премьер-министра, а просто как гражданина суверенной республики?
— Пугает, — неожиданно признался мне просто гражданин Козицкий. Но тут же вновь натянул непроницаемую маску дипломата: — Однако мы думаем, что предвыборные выступления не обязательно отражают истинную позицию кандидата...
Когда как, подумал я. Иногда очень даже отражают. Плохо вы знаете товарищей. Успели забыть?
— Нам, конечно, ближе всего взвешенный подход нынешнего Президента России. — Теперь каждая фраза премьера Козицкого была округлой и правильной, как на трибуне ООН. — И нас не могут не беспокоить экспансионистские речи названного вами кандидата от оппозиции. Тем не менее мы не склонны драматизировать ситуацию. Наша сторона полагает, что любой, кто бы ни победил на выборах, станет воздерживаться от непродуманных заявлений, ведущих к конфронтации в рамках Содружества.
— Как знать... — коротко сказал я и вытащил из-за пазухи тоненькую полиэтиленовую папку, которую в последний момент передал мне Паша. Мои ребята в штабе еженедельно готовят мониторинг самых идиотских публичных высказываний наших конкурентов. Цитаты прекрасно годятся для контрпропаганды. Используем последний аргумент.
— Это что? — осведомился украинский премьер, принимая от меня папку.
— Позавчерашнее выступление Товарища Зубатова на московской фабрике пиво-безалкогольных напитков... — Я показал пальцем на нужный абзац. — Читайте отсюда.
— «Крым далеко, но остров-то нашенский...», — зачел Козицкий вслух.
Остановился, пробежал текст еще раз, уже про себя.
— Остров? — с недоумением повторил он.
— Остров, — кивнул я.
Я знал, чем зацепить Козицкого. Люди умные и образованные чаще всего страдают от наглого невежества других.
— Какая нелепость! — подернул плечами Козицкий. Человек в нем опять выглянул из-за чиновника. — Он призывает аннексировать у нас Крым и даже толком не знает, что это такое...
— Ошибка простительная, Василий Павлович, — заступился я за Товарища Зубатова. — Насколько мне известно, генеральный секретарь и его первый зам, некто Сыроежкин, любят отдыхать на острове Кипр. Если не ошибаюсь, на Кипре Товарищу Зубатову очень нравится... Вот и спутал человек в разговоре. Машинально назвал полуостров островом...
— Спутал? — переспросил украинский премьер.
На лице его возникло выражение чрезвычайного уныния. Вероятно, с точно таким выражением сам я взираю на грамматические ошибки в наших официальных бумагах.
— Ну да, — невозмутимо сказал я.
Кажется, я и впрямь стал первосортным кремлевским интриганом. А ведь начинал, господа, простым учителем литературы в заурядной московской школе.
— Спутал Крым — с Кипром? — уточнил Козицкий.
— Именно, — кивнул я.
Некоторое время премьер-министр Украины молча осваивал мою информацию, затем произнес:
