— А что, этот Хаммер сомневается в справедливости решения суда?
— По-моему, нет. Он же прекрасно понимает, что пойман за руку в попытке мошенническим путем выиграть судебный процесс. Но ты хорошо знаешь этого обморозка Баррета. Это он, используя все силы и влияние газетчика Прудена-младшего, пытается поднять на щит Хаммера и сделать из него невинную жертву. Кстати, Джон, ты хотя бы поздравил супругу с этой блестящей победой.
— В последнее время мы мало общаемся. Но ты прав, когда возвращусь, поздравлю. Скажи откровенно, Джон, ты чувствуешь, что опасность реальна?
— Раньше мне просто не нравилась ситуация, которая могла подмочить тебе задницу. Сейчас же, когда Гордон и эта чертова баба Элизабет Богарт взялись доказать, что ты, используя служебное положение, склонял к сожительству подчиненных тебе сотрудниц Белого дома, занимаясь с ними сексом в Овальном кабинете, и то, что ты солгал под присягой, то, не скрою, мне стало хреново. В мою душу закралась тревога за твою дальнейшую судьбу. Мне кажется, что если мы не проявим максимум изворотливости и ума, то импичмент может стать реальностью. Если Карола Цайс, Белла Крипас и Мерлин Биделл подтвердят, что ты прямо в Белом доме мерил своим членом глубину их влагалища, а Моника Левин расколется перед судом и скажет, что ты убедил ее солгать под присягой и отрицать вашу связь, то может случиться катастрофа. Мне кажется, что сейчас наступает самый ответственный момент в твоей карьере.
— Ну, Моника не сделает этого!
— Ты плохо знаешь женщин, Джон. Страх и деньги могут сделать свое дело.
— А почему у Моники должен быть страх? Чего ей бояться?
— Прокурор Гордон уверен, что она лгала под присягой, когда утверждала, что у вас нет любовных отношений.
— А почему ты считаешь, что сейчас она будет говорить обратное?
— Повторяю: деньги и страх могут сделать все. Если адвокаты миссис Богарт гарантируют ей в случае дачи нужных Гордону показаний, а спецпрокурор продемонстрирует улики, подтверждающие, что она солгала на предыдущем судебном заседании, и пригрозит, что она может быть привлечена за это к уголовной ответственности, а затем пообещает, что если Моника скажет правду, то против нее никаких судебных преследований не последует, то, сам понимаешь, Джон…
Макоули некоторое время молчал, затем спросил:
— Дейл, что Гордон может продемонстрировать Монике?
— Мы предпринимаем все меры к тому, чтобы выяснить, что именно он может предъявить Монике и суду. Но, поверь мне, я чувствую большую тревогу. Нам грозит серьезная опасность.
Президент снова помолчал и задумчиво произнес:
— Я, конечно, уверен в Монике, но, пожалуй, ты прав. Деньги — великая сила, страх — рычаг для воздействия на человека. Как считаешь, если возникнет заварушка типа ударов по террористическим базам, это поможет нам?
— Наверняка. Когда возникают ситуации в мире, которые начинают будоражить умы наших людей, то они теряют интерес к внутренним разборкам.
— Хорошо, вы с Андрисом старайтесь свести наши потери к минимуму, а я в течение нескольких дней приму одно очень важное решение.
Президент положил трубку на аппарат и нажал кнопку переговорного устройства с секретарем.
— Ева Мискури у телефона, — услышал он знакомый голос.
— Миссис Мискури, вы не могли бы зайти ко мне?
— Иду, мистер Президент.
Буквально через десять секунд Мискури вошла в кабинет. В руках блокнот и ручка. Одетая в строгий, так идущий ей костюм, Ева остановилась перед столом Президента в готовности записать его распоряжение. Но Макоули спокойно произнес:
— Присядь, Ева.
Молодая женщина устроилась в удобном кресле. Президент не мог не отметить ее умение держать себя. Ни улыбки, ни жеста, ни намека на их особые отношения. Она всем своим видом демонстрировала, что явилась к шефу за заданием, и вела себя подчеркнуто по-деловому.
— Ева, у меня к тебе предложение. Только не подумай, что я это делаю из-за того, что у нас особые отношения. Просто твое отношение к делу, высокий профессионализм и знание Восточной Европы, в частности России, сыграли главную роль в том, чтобы я тебе сделал предложение перейти на новый участок работы. Как ты на это смотришь?
Ева молчала. На ее лице можно было прочесть одно — растерянность.
И вдруг Макоули понял: Ева восприняла его слова как желание убрать ее от себя подальше. Ему стало неловко перед ней, и он поспешил разъяснить смысл предложения.
— Я хочу тебе предложить перейти работать на должность помощника Президента по вопросам России, Беларуси и других стран СНГ. Как ты на это посмотришь?
Лицо Евы покрылось краской, и она, опустив глаза, тихо и растерянно произнесла:
— Я не знаю, я не ожидала… — только после этого она посмотрела в глаза Президенту. — А смогу ли я?
— Думаю, что сможешь. У тебя для этого все есть. — И вдруг улыбнулся: — А мне будут завидовать Президенты всех стран. Скажи, у кого будет еще такая красивая помощница? Так как? Сотасна?
— Если вы считаете, что я должна работать в должности вашего помощника, то обязана сделать все, чтобы оправдать ваше доверие.
— Ну вот и решили. Я сейчас же подпишу приказ, а ты начинай знакомиться со своими новыми обязанностями. Сразу же даю тебе первое поручение. Через несколько дней, думаю, что это может случиться сразу же, как мы отбудем из Израиля, я приму решение о начале боевых действий против Ирака. Проанализируйте вместе с миссис Христиной Кейс всю информацию по России и постарайтесь сделать прогноз реакции Москвы на наши действия в Ираке.
— Хорошо, мистер Президент.
Макоули встал и, обойдя стол, приблизился к Еве. Она тоже встала. И в этот момент самолет, делая поворот по курсу, вдруг сделал крен влево, и они невольно обхватили друг друга руками. Это было очень похоже на объятия, и Макоули, поцеловав ее в губы, произнес:
— Поздравляю с назначением, милая!
Через несколько секунд самолет выровнялся, и он отпустил Еву. Президент сел на свое место и нажал кнопку электронного навигатора. На экране монитора показалась карта Атлантического океана, Америки и Афро-Азиатского региона. Самолет пролетел уже большую часть пути. Президент поднял трубку аппарата и кому-то отдал распоряжение готовить обед на четыре персоны. Он решил пригласить отобедать Уолша, Кейс и Мискури, при этом уточнил, что на столе должно быть и спиртное.
Глава 28
Майклу Хаммеру после полученного страшного удара понадобилось более двух недель для того, чтобы хотя бы в какой-то степени прийти в себя. Анализируя случившееся в суде, он все больше приходил к выводу, что оказался жертвой интриги. Страдалец мучительно искал ответ на вопрос, кому понадобилось сыграть с ним такую жестокую шутку. Разъяснить обстановку мог только один человек — Райк Гинзбург. И Хаммер извлек из сейфа расписку Гинзбурга и бросился на его розыск. Оказалось, в городе Вашингтоне и в штате проживает семь человек с аналогичными фамилиями и именами.
