Тридцать первого августа пятьдесят первого года Эльяшив посетил заместителя министра иностранных дел Александра Ефремовича Богомолова, который окончил Высшую военно-педагогическую школу и преподавал на Химических курсах усовершенствования командного состава Красной армии и заведовал кафедрой диалектического материализма Всесоюзного института кожевенной промышленности имени Л. М. Кагановича.
Из института Богомолова взяли в аппарат ЦК, а в тридцать девятом перевели в наркомат иностранных дел генеральным секретарем. Во время войны Богомолов был в Лондоне послом при эмигрантских правительствах, нашедших убежище в Англии, после войны — послом во Франции. В пятидесятом его назначили заместителем министра. Он предпочитал больше слушать, чем говорить.
Израильский дипломат просил Александра Богомолова поддержать в Совете Безопасности обращение Израиля по поводу того, что Египет не пропускает через Суэцкий канал суда с грузами для Израиля. «Не было случая, — напомнил Эльяшив, — чтобы советская делегация в ООН голосовала против Израиля. Мы ожидаем, что и на этот раз позиция Советского правительства не изменится».
В пятьдесят первом году в переписке советских посольств с Москвой впервые появляются предложения поддержать арабские страны против американского империализма. Особые симпатии уже тогда вызывала Сирия как самое антиамерикански настроенное государство.
Четвертого октября Шмуэль Эльяшив телеграфировал в МИД Израиля: «В кануне еврейского Нового года и в два праздничных дня посетили синагогу. Как всегда, тысячи молящихся в огромной скученности, среди которых множество молодых.
Вокруг нас атмосфера напряженности, страх приблизиться, отдельные попытки обменяться репликами. Двоим удалось передать нам записки с важной информацией о положении евреев. Шпионы внутри синаноги следили за каждым нашим шагом».
Но и Яков Малик, пока был представителем в ООН, охотно поддерживал личные отношения с израильскими коллегами, и Андрей Вышинский позволял себе доброжелательно беседовать с израильскими дипломатами.
Шестого января пятьдесят второго года в советском посольстве в Париже министр иностранных дел Вышинский принял израильского коллегу Моше Шаретта.
Шаретт родился в России. В Палестину его привезли в возрасте тринадцати лет. Он учился в Стамбуле, во время Первой мировой войны служил лейтенантом в турецкой армии. Он был организатором еврейской полиции, которая противостояла еврейским погромам в Палестине.
Шаретт свободно говорил по-арабски, знал арабскую культуру, понимал арабов. Его понимание тонкостей восточной дипломатии помогало ему беседовать и с Вышинским. При этом министр был редкостным педантом, все помнил и на переговорах отстаивал каждую позицию до последнего.
Два министра разговаривали долго, Шаретт составил подробнейший отчет.
Израильтянин начал с самого важного для него и самого неприятного для советского дипломата вопроса.
— Я хотел бы с разрешения господина Вышинского выяснить проблему, которая уже поднималась в наших беседах, и я надеюсь, что не злоупотреблю вашим терпением. Вопрос простой, придет ли когда-нибудь время, когда советские евреи смогут приезжать в Израиль?
Андрей Януарьевич хотел сразу ответить, но, увидев, что Шаретт еще не закончил, взял лист бумаги и карандаш и стал записывать.
— Советский Союз — единственная страна, из которой нет еврейских репатриантов в Израиль, — продолжал Шаретт. — Это нас весьма удручает и беспокоит. Мы не можем смириться с создавшимся положением. Судьба еврейского народа отличается от судеб всех остальных народов. Все народы живут на своей земле. Евреи же были изгнаны со своей земли и разбросаны по всему свету. Национальное освобождение для них должно начаться с возвращения на родину. Мы не понимаем, почему Советский Союз должен ставить препятствия на историческом пути евреев?
Вышинский покачал головой, сурово посмотрел на Шаретта и сказал, что относительно исторического пути народа могут быть разные точки зрения.
— У нас нет сомнения, по какому руслу движется современная еврейская история, — возразил Шаретт. — Мы были пылью, рассеянной по лику земли, но сумели собраться воедино. Советский Союз помог нам сделаться государством. Эта помощь никогда не сотрется со скрижалей нашей истории. Но с достижением независимости наше становление не завершено. Но лишь советские евреи не принимают участия в этом процессе. Недавно наш посланник в Москве имел возможность обсудить с господином Вышинским вопрос о репатриации близких родственников, то есть о выдаче виз на выезд в Израиль гражданам Советского Союза, члены семей которых живут в нашей стране. Можем ли мы надеяться, что решение будет найдено, по крайней мере в этой части оторванность советских евреев от Израиля будет преодолена?
Вышинский начал отвечать, время от времени заглядывая в свои записи. В его голосе слышалось еле сдерживаемое раздражение. Потом оно прорвалось наружу.
— Советский Союз стоял на стороне Израиля в самые трудные моменты, — напомнил Андрей Януарьевич. — Мне хотелось бы ошибаться, но у меня складывается впечатление, что трудные моменты ждут Израиль и в будущем. В каждом таком случае он может твердо рассчитывать на поддержку Советского Союза. А как сам Израиль ведет себя по отношению к Советскому Союзу? В каких случаях он помогает Советскому Союзу? Ведь в межгосударственных отношениях не принято просить о помощи, не отвечая взаимностью. Я сижу и смотрю на вас на этой сессии, и что же я вижу? Вы не только не помогаете, но даже занимаете недружественную позицию по отношению к Советскому Союзу. Я знаю, что вам нелегко вступать в столкновение с Соединенными Штатами. Вы зависите от американцев в экономическом плане, и я вхожу в трудности вашего положения. Но разве вы не могли по крайней мере воздержаться при голосовании? Ваша поддержка американской позиции глубоко огорчила меня и моих товарищей. Нам не важно, как голосует Коста-Рика или Гондурас, но Израиль?! Мы убеждаемся в том, что Израиль перешел к последовательной поддержке врагов Советского Союза.
Шаретт прервал Вышинского:
— Вам прекрасно известно о том, как мы голосовали за кандидатуру Белоруссии в Совет Безопасности — вразрез с позицией Соединенных Штатов.
Это замечание вызвало новый взрыв возмущения.
— Голосуя за Белоруссию, Израиль выполнял свой долг прежде всего перед собой, а не перед Советским Союзом, — отчеканил Вышинский. — Это был вопрос соблюдения основополагающего принципа, попранного американцами. Как Израиль вообще может может полагаться на дружбу такой державы, как Соединенные Штаты? Американцы будут помогать только до тех пор, пока Израиль можно использовать. Соединенные Штаты действуют всегда только в своекорыстных интересах. Изменятся их расчеты, и эти разбойники, не колеблясь, просто задушат Израиль. И в такой ситуации израильтяне еще приходят просить помощи у Советского Союза?! Израиль не имеет никакого права на такую помощь! Если бы это была официальная беседа, я тут ее бы и завершил, ограничившись замечанием, что, раз вы не понимаете сущности советской политики, я не обязан давать вам разъяснения. Но это не просто официальная беседа, а разговор с Шареттом, к которому я всегда питал чувства личной симпатии и уважения. Вам я готов объяснить ситуацию.
