Не лучше ли было бы повременить с приездом посланника на некоторое время и, тем более, преобразовывать миссию в посольство, как об этом формально просит МИД Израиля?..»
Девятого ноября пятьдесят второго года умер президент Израиля Хаим Вейцман. Он искренне был расположен к России, где он родился. Его отец, Евзор Хаймович, работал в Пинске в конторе по сплаву леса. Сестры и братья Хаима Вейцмана в основном выехали в Палестину. Но вот судьба родных, оставшихся в Советском Союзе, сложилась трагически.
Его брата, Самуила Евзоровича Вейцмана, который в двадцатых годах был заместителем председателя центрального правления Общества земельного устройства еврейских трудящихся, в тридцать девятом году расстреляли как английского шпиона.
В сорок девятом чекисты арестовали Василия Михайловича Савицкого, мужа его сестры Марии Вейцман. Савицкий работал инженером во всесоюзной конторе «Союзшахтоосушение» министерства угольной промышленности.
Несчастья вообще преследовали его семью. Сын Хаима Вейцмана служил в британских военно-воздушных силах и погиб во время войны. Вейцман тяжело переживал его смерть…
Уже после того, как Хаим Вейцман ушел в мир иной, десятого февраля пятьдесят третьего, в Москве арестовали его сестру, врача Госстраха.
Мария Вейцман еще до Первой мировой войны окончила университет в Швейцарии, вернулась в Россию и всю войну была врачом в эпидемиологическом отряде на Юго-Западном фронте. В двадцать шестом году она съездила на несколько месяцев в Палестину — повидать родных (особенно мать просила ее приехать) — и, вернувшись, продолжала работать рядовым врачом; трудилась и после выхода на пенсию.
Рассекреченные документы госбезопасности показывают, что за сестрой Вейцмана следили несколько лет. В квартире установили аппаратуру прослушивания и окружили агентурой, о чем министерство госбезопасности седьмого января доложило Маленкову. Из документов следует, что сестра покойного израильского президента была страшно далека от политики. Тем не менее, Маленков дал санкцию на ее арест.
В постановлении на арест, утвержденном заместителем министра госбезопасности Огольцовым, называлось ее главное преступление: «Вейцман вынашивает план изменить Родине путем переезда в Израиль». В реальности у нее была полная возможность еще до войны, когда она ездила к родным, остаться в Палестине, но она вернулась на родину. Наступил момент, когда любовь к России ей дорого обошлась.
На допросах Мария Вейцман созналась в своих преступлениях: слушала иностранное радио и симпатизировала еврейскому государству. От нее требовали дать показания о враждебной деятельности советских евреев, желавших смерти Сталину. Сестра Вейцмана должна была засвидетельствовать, что они действовали по указанию Израиля.
Переменами в советской политике были довольны только в столицах арабских государств.
Осенью пятьдесят второго года арабские дипломаты в Москве с удовлетворением говорили о «трезвой позиции» советской прессы в отношении Израиля.
Двадцатого ноября в Праге начался судебный процесс по делу бывшего генерального секретаря ЦК компартии Чехословакии Рудольфа Сланского, носивший откровенно антисемитский характер. Сланский в годы войны руководил Чехословацким штабом партизанского движения, в сорок четвертом был одним из тех, кто поднял восстание в Словакии.
Из четырнадцати подсудимых одиннадцать были евреями. Один из обвиняемых, бывший заместитель министра иностранных дел Чехословакии Артур Лондон вспоминал, что во время допроса следователь требовал при упоминании каждого нового лица указать, еврей это или нет. Переписывая протокол, следователь вместо слова «еврей» ставил — «сионист»:
— Мы служим в аппарате госбезопасности демократической республики. Слово «жид» (так по-чешски произносится слово «еврей») оскорбительно. Поэтом пишем «сионист».
Артур Лондон объяснил малограмотному следователю, что «сионист» — термин политический, а не этнический. Следователь ответил, что это неправда:
— Мне так сказали писать. В Советском Союзе слово «жид» тоже запрещено. Там пишут «сионист»…
Сионизм был одним из главных обвинений на процессе. Главный обвинитель на процессе говорил:
— Сионизм превратился в верного прислужника наиболее реакционных воинственных и человеконенавистнических кругов мирового империализма. Причастность к сионизму следует рассматривать как одно из тягчайших преступлений против человечества.
Задача состояла в том, чтобы убедить страну: Израиль как слепое орудие Соединенных Штатов представляет новую, страшную опасность, поскольку его агентура, евреи, проникли повсюду.
В Израиле с ужасом и возмущением реагировали на пражский процесс. Сионизм — это идея возвращения евреев в Палестину. Значит, желание еврея жить в еврейском государстве — «тягчайшее преступление против человечества»?
Министерство иностранных дел Израиля двадцать третьего декабря инструктировало свои загранпредставительства: «Следует воздерживаться от бесед с представителями Чехословакии, не выходя при этом за рамки элементарных правил вежливости».
Одиннадцать подсудимых были приговорены к смертной казни, трое — к пожизненному тюремному заключению. Третьего декабря пятьдесят второго приговор был приведен в исполнение. Трупы казненных сожгли. Советники — офицеры из советского министерства госбезопасности — собрали пепел в мешок из-под картофеля, выехали из Праги и высыпали его прямо на дорогу.
Президент страны Клемент Готвальд публично заявил:
— В ходе следствия и во время процесса антигосударственного заговорщического центра был вскрыт новый канал, по которому предательство и шпионаж проникают в коммунистическую партию. Это — сионизм.
Отныне под словом сионизм вовсе не имелось в виду стремление евреев уехать в Палестину. Сионизм обозначал совсем другое — то, что нацисты называли «мировым еврейством». Слова руководителя социалистической Чехословакии означали, что любой еврей может быть назван сионистом и, следовательно, предателем и шпионом.
Эти слова прозвучали особенно зловеще, потому что за день до этого практически то же самое и в тех же выражениях говорил Сталин на заседании президиума ЦК. Это была его политика, осуществление которой возлагалось на все социалистические страны.
Еще во время Великой Отечественной войны Милована Джиласа, одного из соратников югославского лидера Йосипа Броз Тито, в знак особого доверия повезли к Сталину на дачу, где ужинало политбюро.
Джиласа многое смутило на сталинской даче. И то, что всех заставляли много пить, и полное отсутствие воспитания у советского руководства. В своих воспоминаниях Джилас не без брезгливости написал, как на сталинской даче они с Молотовым одновременно прошли в уборную. И уже на ходу Молотов стал расстегивать брюки, комментируя свои действия:
— Это мы называем разгрузкой перед нагрузкой!
Джилас был родом из деревни, участвовал в партизанском движении, словом, воспитывался не на дворцовом паркете, но такая простота нравов его сильно смутила.
