— Брат за брата не отвечает. Выполняйте задание партии и правительства.
Сталин благожелательно кивнул. Когда убьют самого Ивана Тимофеевича, жену его старшего брата тоже посадят…
А пока что успокоенный полпред, он же резидент, отправился на новое место службы. Его жена работала вместе с ним — шифровальщицей в полпредстве. Полпредство находилось в Чунцине, который с 1937 по 1946 год был временной столицей Китая.
Незадолго до приезда нового советского полпреда японские войска развернули наступление, намереваясь полностью оккупировать Китай. Тогдашний глава Китая Чан Кайши сразу попросил военной помощи у Советского Союза. Сталин, у которого были свои счеты с Японией, откликнулся немедленно. Начались поставки оружия. Китай получил больше боевой техники, чем республиканская Испания. Советские летчики защищали от налетов крупные китайские города.
Весь этот клубок политических и военных вопросов держал в руках советский полпред в Китае. Нет ничего удивительного в том, что он совмещал должности полпреда и резидента. Ему приходилось исполнять весьма деликатные миссии.
Характерно, что и руководил работой Луганца-Орельского переведенный в Наркомат иностранных дел на роль заведующего вторым восточным отделом комиссар госбезопасности 3-го ранга Сергей Наумович Миронов.
Миронов начинал службу в госбезопасности после Гражданской войны начальником активной части Особого отдела 1-й конной армии. Последняя должность в НКВД — начальник управления Западно-Сибирского края. В августе 1938 года его отправили полпредом в Монголию, на следующий год в апреле утвердили начальником отдела в наркомате. 6 января 1939 года Миронов был арестован и через год расстрелян…
Через четыре месяца настала очередь Ивана Тимофеевича Бовкуна. В марте 1939 года его вызвали в Москву. Вызову он не удивился — ему уже приходилось отчитываться на политбюро. 29 марта он выехал из Китая вместе с женой, рассчитывая на родине отдохнуть и полечиться.
Но когда он приехал в Москву, оказался вроде как не у дел. Его никуда не вызывали, но и не разрешали вернуться назад. Он нервничал, не понимая, что происходит. В Наркомате иностранных дел и в разведке менялось начальство. Сталин заменил Литвинова Молотовым, и в Наркомат иностранных дел ушел начальник разведки комиссар госбезопасности 3-го ранга Деканозов. Это была не только смена личностей, но и политики, Молотов привел с собой новых людей. Началась большая чистка наркомата. В разведке ждали нового начальника, поэтому в обоих наркоматах столоначальники, занимавшиеся внешними делами, замерли, ожидая новых указаний.
Зато продолжали действовать чекисты, сооружавшие липовые дела. По одному из них проходил и резидент в Китае. Причем до сих пор неизвестно, что это было за дело.
— Когда мне принесли папку с его делом, — рассказывал Петр Николаевич Архипов, который в девяностые годы был старшим прокурором Главной военной прокуратуры, — меня поразило одно: дела не было. В папке протокол обыска и еще какие-то маловажные бумаги.
Прокурору Архипову было поручено решить, подлежит ли Бовкун-Луганец-Орельский реабилитации в соответствии с законом о жертвах политических репрессий.
История убийства резидента и его жены всплыла в 1953 году, когда началось следствие по делу арестованного Берии и его подручных. Начальник следственной части МВД по особо важным делам генерал-лейтенант Лев Емельянович Влодзимирский, арестованный вслед за Берией, признал, что он лично участвовал в убийстве…
Иван Трофимович плохо себя чувствовал. У него болели суставы, он не мог разогнуться. Он нуждался в лечении. И вдруг в конце мая 1939 года ему сказали: можете отдохнуть. Он отправился в санаторий НКВД в Цхалтубо. Сказал жене, что едет на две недели. Они впервые разлучались.
Нине Валентиновне пришлось задержаться в Москве, чтобы отправить двухлетнюю дочь и родителей на дачу. А его торопили с отъездом: потом уже не будет возможности отдохнуть.
Как только Иван Тимофеевич уехал, Нине Валентиновне стало казаться, что за ней следят.
Иван Тимофеевич обещал каждый день писать или хотя бы посылать телеграмму. Она получила три телеграммы и одно письмо из Баку — там он был проездом. И вдруг связь прервалась. Отправили телеграмму начальнику санатория с просьбой сообщить, что случилось. Никакого ответа. Обратились в наркомат иностранных дел — из приемной Молотова не ответили. Стали звонить в НКВД, добрались до первого заместителя начальника секретариата наркомата старшего майора госбезопасности Степана Мамулова.
Степан Соломонович Мамулов работал с Берией с начала двадцатых. Он больше десяти лет был на партийной работе, в том числе в Казахстане и Днепропетровске, в середине тридцатых стал секретарем Тбилисского горкома, заведовал сельхозотделом ЦК Грузии. Берия забрал его в Москву.
Мамулов, услышав, кто ему звонит и по какому поводу, просто бросил трубку.
Наконец какой-то сотрудник НКВД весело ответил:
— Что вы беспокоитесь? Загулял человек.
Нина Валентиновна отправила мужу четыре письма — 28 мая, 30 мая, 2 и 5 июня. Они сохранились в ее личном деле. Муж эти письма не получил. К тому времени он уже был арестован. Ордер на арест Бовкуна-Луганца-Орельского 30 мая 1939 года утвердил нарком госбезопасности Грузии Рапава.
Авксентий Рапава, как и Сталин, родился в семье сапожника и тоже получил духовное образование. Окончил в Зугдиди церковно-приходскую школу, в Кутаиси духовную семинарию. Как и вождь, отказался от церковной карьеры. Учился в гимназии и в Тифлисском университете.
В независимой Грузии Рапаву призвали в армию, и он служил рядовым в пограничном отряде. Потом дезертировал и связался с большевиками. После присоединения Грузии к Советской России работал в Зугдидском уездном комитете комсомола, затем перешел на партийную работу. В августе 1924 года его взяли в Особый отдел Грузинской ЧК. Через три года он возглавил грузинских особистов. В 1937 году его внезапно назначили председателем ЦИК Абхазии, затем главой Совнаркома Абхазии. В декабре 1938 года он стал наркомом внутренних дел Грузии — этим назначением он был обязан Берии, который возглавил союзный наркомат. Вскоре Рапава получил звание комиссара госбезопасности 3-го ранга.
На следующий день после ареста Бовкуна этапировали в Москву. Его поместили в Сухановской особой тюрьме НКВД. Там держали ограниченное число высокопоставленных в прошлом политических заключенных.
В 1937 году, при Ежове, для содержания подследственных и осужденных за контрреволюционные преступления по всей стране стали создавать так называемые внутренние тюрьмы, подчиненные 10-му отделу Главного управления госбезопасности НКВД СССР.
Центральный аппарат наркомата использовал четыре тюрьмы: внутреннюю тюрьму на 570 заключенных, Бутырскую — на 3500, Лефортовскую — на 625 и Сухановекую — на 225 мест. Положение о внутренних тюрьмах НКВД, принятое в 1939 году, в частности, запрещало извещать родственников о смерти подследственных и выдавать им трупы для похорон…
Одновременно с Бовкуном в Сухановке уже почти два месяца находились сам бывший нарком внутренних дел Ежов (его арестовали 10 апреля 1939 года) и его бывший первый заместитель Фриновский (его арестовали 4 апреля).
