Приняли решение: совхозам в ближайшее время выкупить скот у своих рабочих и служащих.
Ларионов воспользовался хрущевской идеей. На пленуме рязанского обкома решили закупить у населения не менее десяти-пятнадцати тысяч голов скота, поставить на стойловое содержание всех телят, появившихся в этом году.
А тут Никиту Сергеевича охватила новая идея. Мало того, что люди занимаются своей коровой вместо того, чтобы работать на государство, они еще кормят скотину дешевым хлебом! Поднять цену на хлеб нельзя по политическим соображениям. Тогда летом пятьдесят девятого приняли закон, запрещающий тем, кто живет в городах и рабочих поселках, держать в личной собственности скот — коров, коз, свиней.
Тем самым Хрущев загубил подсобное хозяйство, которое кормило многие семьи, особенно в маленьких городах. Люди поначалу охотно продавали скот. Отдали корову — легче стало, не надо было спозоранку вставать ее доить. А потом из магазинов все исчезло — и мясо, и молоко. Пожалели, что без коровы остались. Но уже назад не вернешь. Большие города худо-бедно снабжали, а маленькие города попали в беду — остались без молока и мяса.
Ларионов сразу понял, что новое хрущевское постановление открывает возможность сдать под видом государственных поставок скот, который фактически отбирали у населения.
Зиновий Романов, который был в те годы заместителем управляющего Рязанской конторой Госбанка, вспоминал:
— Он позвонил и спросил, нельзя ли выделить деньги на закупку этого скота у населения, чтобы он пошел не на рынок и не под нож, а на пополнение ферм района?
Скот у людей скупали по низким ценам и сразу же сдавали государству. Потом выяснилось: на мясокомбинаты отправили значительную часть основного стада и молочных коров, под фиктивные расписки забирали скот у частных владельцев, Но всего мяса, собранного в области, оказалось недостаточно, чтобы рапортовать в Москву. Тогда за деньги колхозов, взятые в банках в кредит, стали покупать скот в соседних областях.
К десятому октября сдали государству сто две тысячи тонн мяса, это уже было два плана. А хотели сдать три.
— Не выполнить план, — говорил на пленуме обкома Ларионов, — это престиж потерять, честь запятнать.
Тогда уже пошли на прямые приписки. Скажем, область получила право часть заготовленного мяса продавать в магазинах. Но на прилавки оно не поступало. Его «продавали» колхозам и совхозам, а те вновь сдавали это мясо государству… Конечно же, областные чиновники делали это с ведома первого секретаря, уверенные, что в случае чего он их и прикроет.
Двенадцатого октября пятьдесят девятого года Хрущев принял в своем кремлевском кабинете Ларионова, поздравил его с успехом. Пятнадцатого октября Ларионов вновь у Хрущева. Так часто первый секретарь ЦК КПСС ни одного другого партийного руководителя не принимал.
Шестнадцатого октября Никита Сергеевич устроил в Кремле прием в честь труженниц Рязанской области, награжденных различными орденами. Хрущев поздравил их с тем, что они сдали два плана.
После такого приема — как было не оправдать надежд первого секретаря ЦК КПСС!
Семнадцатого декабря комиссия доложила рязанскому обкому, что область выполнила обязательства по производству мяса — сдали сто пятьдесят с лишним тысячи тонн — в три раза больше, чем в прошлом году.
Через десять дней Хрущев присвоил Ларионову звание Героя Социалистического Труда и пригласил в Москву министром сельского хозяйства. Ларионов обещал в следующем, шестидесятом году, сдать четыре плана — двести тысяч тонн мяса.
На пленуме ЦК КПСС, проходившем с двадцать второго по двадцать пятое декабря, Хрущев восхищался успехами рязанцев. В написанный для него доклад включили специальный раздел «Чему учит пример труженников Рязанской области».
Алексей Николаевич Ларионов, получив золотую звезду Героя, писал сыну Валерию, который решил стать моряком:
«До сих пор я хожу, как в угаре. Первым в стране (секретарь обкома) я получил Героя, первым за сорок два года Советской власти. Не знаю, хватит сил или нет, но все отдам Родине, народу, Ленинской партии, до последней капли крови, до последнего вздоха.
Еще раз крепко обнимаю и целую тебя, Валерик.
Папа».
Старший брат Ларионова, Степан Николаевич, был в Архангельске видным большевиком. В семье рассказывали, что в ноябре восемнадцатого англичане и белогвардейцы расстреляли его во дворе тюрьмы.
Старшего Ларионова в семье никогда не забывали.
Алексей Николаевич писал сыну:
«Ты знаешь, что тринадцати лет я вступил в Комсомол. Толчок — подвиг дяди Степы. Я дал клятву идти его путем и шел этим путем всю жизнь».
В июле шестидесятого в письме сыну вновь звучит напоминание о дяде-революционере:
«Валерий, милый, дорогой!
Прими от меня этот подарок — портрет дяди Степы как выражение самых лучших, дорогих чувств к тебе. Дядя Степа для меня — призыв, знамя, идея — все, во имя чего я прожил жизнь. Я очень хочу и думаю, что это будет так: ты, сынок, с честью будешь идти по тому пути, по которому шли мы с дядей Степой.
Обнимаю, крепко целую.
Папа».
Госполитиздат в серии «Вопросы партийного строительства» уже выпустил брошюру Ларионова «Успех решает организаторская работа». Если бы не выяснилось, что мнимые три плана — это обман, Ларионов с почетом переместился бы в Москву и сделал большую карьеру.
Алексею Николаевичу не повезло. Он перестарался, в Москву потоком пошли возмущенные письма. В другой ситуации закрыли бы глаза. Но, видимо, нашлись люди, которые обо всем доложили Хрущеву, чтобы утопить опасного конкурента. Началось разбирательство, и быстро выяснилось, что план выполнен с помощью махинаций и приписок.
Слава оказалась мимолетной. В газетах еще славили подвиг рязанцев, ставили Ларионова в пример другим секретарям, а он отправил Хрущеву шифровку: просил освободить от должности и дать ему пенсию по инвалидности.
Хрущев даже не ответил. Крушение рязанского эксперимента Никита Сергеевич переживал, наверное, еще сильнее, чем сам Ларионов. Хрущев понял, что его надежда разом поднять животноводство и накормить людей неосуществима.
Первый секретарь Свердловского обкома Андрей Павлович Кириленко тоже откликнулся на призыв Хрущева поднять животноводство и пустил под нож немалую часть поголовья. Область, правда, осталась без скота. Но это вскрылось позже, когда Кириленко уже стал членом политбюро, и тут уж никто не смел пикнуть.
Нечто подобное творилось во многих областях. Крестьян заставляли добровольно-принудительно продавать скот, который тут же сдавали в счет поставок мяса государству. Самые ушлые скупали скот в соседних областях. Так долго не могло продолжаться. В шестидесятом году производство мяса упало.
Хрущев был обескуражен. Он отправил очередную записку в президиум ЦК: «Если не принять необходимые меры, то мы можем скатиться к положению, которое у нас было к 1953 году».
