Амина попытались убить еще раз — на сей раз руками самих афганцев.
14 сентября 1979 года советский посол Пузанов приехал к Тараки и пригласил туда Амина. Тот ехать не хотел. И был прав в своих подозрениях. Но советскому послу отказать не мог. Во дворце Тараки в Амина стреляли, но он остался жив и убежал. Это уже было объявлением войны.
Весь тот вечер и ночь между Тараки и Амином шла борьба. Тараки приказал армии уничтожить Амина. Но войска кабульского гарнизона в целом остались на стороне Амина. Наши советники тоже позаботились о том, чтобы войска не покинули казарм. Два вертолета Ми-24 поднялись в воздух, чтобы обстрелять ракетами здание министерства обороны, где сидел Амин, но наши советники сумели их посадить, потому что в здании было полно советских офицеров.
В Москве не думали, что так произойдет, и действовали крайне нерешительно. Хотели отправить отряд спецназа охранять Тараки, но в последний момент приказ отменили. Отряд «Зенит» ждал приказа взять штурмом резиденцию Амина и захватить его. Но приказа не последовало…
На следующий день Тараки был изолирован. 16 сентября в здании министерства обороны прошло заседание Революционного совета, а затем пленум ЦК НДПА. Тараки потерял должности председателя Революционного совета и генерального секретаря.
Оба поста достались Амину. Первым делом он взялся уничтожать своих противников — расстрелял несколько тысяч человек.
17 сентября Амин принимал поздравления, в том числе от советского посла. Вернувшись, Пузанов рассказал дипломатам:
— Мы стоим перед свершившимся фактом — Амин пришел к власти. Тараки не выдержал его напора. Тараки — рохля. Он никогда не выполнял обещаний, которые нам давал, не держал слово. Амин всегда соглашался с нашими советами и делал то, что мы ему предлагали. Амин — сильная личность, и нам надо строить с ним деловые отношения.
А ведь представительство КГБ только что сообщало в Москву, что Тараки — это сила и устранить Амина не составит труда. Получилось все наоборот. Теперь уже представительство КГБ должно было во что бы то ни стало свергнуть Амина.
Президент Хафизулла Амин, видно чувствуя, как к нему относятся, говорил генералам Горелову и Заплатину: помогите встретиться с Леонидом Ильичом Брежневым:
— Если мне в Москве скажут: уйди — я уйду. Я за должности не держусь. Но дайте мне высказать свою позицию!
26 сентября 1979 года руководителей группы военных советников вызвали в Москву. Перед отъездом они зашли к Амину и попросили ответить на вопрос, который им обязательно должны были задать дома: какова судьба свергнутого Тараки? Что с ним будет дальше?
Амин ответил, что Тараки живет во дворце, вместе со своей женой и братом. Ни один волос с его головы не упадет. Амин попросил генералов взять с собой письмо на имя Брежнева. Они согласились, но предупредили советского посла, что Амин обращается непосредственно к генеральному секретарю. В таких случаях посольство оказывается в невыгодном положении, поэтому посол Пузанов сказал: хорошо бы ознакомиться с содержанием письма раньше, чем оно попадет к Брежневу.
— Но для этого нужно было получить письмо в руки, а его все не везут и не везут, — вспоминает генерал Заплатин.
Самолет улетал из Кабула в десять утра. Когда Заплатин и Горелов уже поднялись на трап, появился начальник главного политического управления афганской армии и вручил им послание Брежневу в запечатанном конверте. Сотрудники посольства издалека грустно проводили письмо глазами.
Письмо Амина генералы передали начальнику Генштаба Николаю Огаркову. Главный вопрос, который ставил Амин, — о встрече с Брежневым. Второе — он просил поменять советского посла и главного военного советника. Не потому, что к ним были личные претензии, а, скорее, по формальному признаку — оба работали еще при Дауде. Афганцы говорили: они нас не понимают, они с прежним режимом еще не распрощались.
Москва вскоре отзовет и посла Пузанова, и генерала Горелова. Не потому, что откликнулась на просьбу Амина, а потому, что посол и главный военный советник не были поклонниками Бабрака Кармаля, которого собирались вернуть в Кабул.
Когда Тараки задушили, собственная судьба Амина была решена. Брежнев счел это личным оскорблением: он гарантировал безопасность Тараки, а его убили.
— Что скажут в других странах? — переживал Брежнев. — Разве можно верить Брежневу, если его заверения в поддержке и защите остаются пустыми словами?
Леонид Ильич санкционировал спецоперацию в Кабуле.
В качестве прикрытия в КГБ сразу же придумали версию, что Амин — агент ЦРУ. Началась переброска наших спецподразделений в Афганистан. Андропов приказал доставить Бабрака Кармаля в Москву.
«Власть в стране решено было передать в руки Бабрака Кармаля, — пишет Крючков. — Его следовало доставить в Кабул из Чехословакии».
За Кармалем поехал сам Крючков. Но когда он уже был в Праге, позвонил Андропов:
— Слушай, я тут подумал и решил, что тебе не нужно самому встречаться с Кармалем. Надо еще посмотреть, что из этого выйдет, а тебя мы можем сжечь. Да и вообще, стоит ли сразу выходить на уровень начальника разведки?
Осторожный Андропов не знал, получится ли организовать переворот в Кабуле и поставить во главе страны того, кого выбрали в Москве.
На заседании политбюро 6 декабря 1979 года было принято решение согласиться с предложением Андропова и начальника Генерального штаба Огаркова отправить «для охраны резиденции Амина» специальный отряд ГРУ Генштаба «общей численностью около 500 человек в униформе, не раскрывающей его принадлежности к Вооруженным Силам».
Этот батальон и взял потом штурмом дворец Амина, убив его самого, и его семью, и советского врача, и вообще всех, кто там находился…
10 декабря 1979 года генералу Заплатину позвонили из Москвы: ваша дочь просит о немедленной встрече с вами, возвращайтесь. Встревоженный генерал тут же вылетел в Москву. Разумеется, его дочь ни к кому не обращалась. Заплатина отозвали из Кабула, потому что он считал необходимым сотрудничать с Амином. А в Москве приняли иное решение.
Я спрашивал генерала Заплатина:
— Представительство военных и КГБ были вроде как на равных. Но вы не сумели убедить Москву в своей правоте, а сотрудники КГБ смогли. Они были влиятельнее?
— Конечно, — ответил Заплатин. — Оценка политической ситуации в стране — их компетенция. Мне министр обороны на последней беседе именно это пытался втолковать.
Утром Заплатина вызвали к министру, но Дмитрий Федорович Устинов уже стоял в шинели, уезжал в Кремль, сказал: зайдите потом. В ожидании министра Заплатин два часа говорил с начальником Генерального штаба Огарковым. Николай Васильевич спрашивал: не настало ли время ввести войска в Афганистан, чтобы спасти страну? Заплатин твердо отвечал: нельзя, тогда мы втянемся в чужую гражданскую войну.
После заседания политбюро Устинов вернулся и вызвал к себе опять Огаркова, Заплатина и начальника Главного политуправления генерала Епишева.
