Мартов уехал из России в сентябре 1920 года. Вместе с Федором Даном они работали в Заграничном бюро ЦК меньшевиков. Он издавал «Социалистический вестник», игравший важную роль в духовной жизни русской эмиграции. Мартов умер в Германии в ночь на 4 апреля 1923 года.
От Февральской революции к Октябрьской контрреволюции
Историки любят цитировать фразу Льва Троцкого, прозвучавшую 16 декабря 1917 года, когда он выступал на Всероссийском съезде крестьянских депутатов:
— Не в белых перчатках по лаковому полу пройдем мы в царство социализма.
Эти слова трактуются как предвестье большого террора. В реальности Троцкий всего лишь предупреждал о ждущих впереди трудностях. Месяц с небольшим спустя после революции о терроре никто еще не думал. Но уже очень скоро запылала вся страна.
Страсти накалялись постепенно. Но общество довольно быстро подготовило себя к террору. Едва отрекся от престола император, как в газете «Известия Петроградского Совета рабочих депутатов» 1 марта 1917 года появилась заметка под названием «Враги народа». Речь шла об аресте царских министров.
Кажется, это первое использование словосочетания, которое станет таким пугающим, — «враг народа». Вначале было слово… Большевики пришли к власти с обещанием раздавить классового врага. Вероятно, до того, как они взяли Зимний дворец, это носило теоретический характер. Но дела не заставили себя ждать. С невероятной быстротой обнаружилась готовность пустить в ход силу.
На заседании ЦК Ленин недовольно заметил:
— Большевики часто чересчур добродушны. Мы должны применить силу.
Через десять дней после Октябрьской революции в «Известиях ЦИК» появилась статья «Террор и гражданская война». В ней говорилось об обострении классовой борьбы, продолжением чего станет гражданская война: «Странны, если не сказать более, требования лиц, сидящих между двух стульев, о прекращении террора, о восстановлении гражданских свобод».
Война не пугала.
«Был американский журналист, — записала в дневнике Александра Коллонтай. — Спрашивал: неужели я сторонница гражданской войны? Ответила ему напоминанием о лютой, жестокой, кровавой, беспощадной гражданской войне на его родине в 1862 году между северными, прогрессивными, и южными — хозяйственно-реакционными штатами. В глазах нынешних американцев “разбойники” того времени — истые “национальные герои”. Слушал, но, кажется, аналогия его не убедила».
14 ноября Ленин выступал на заседании Петербургского комитета партии:
— Когда нам необходимо арестовывать — мы будем… Когда кричали об арестах, то тверской мужичок пришел и сказал: «Всех их арестуйте». Вот это я понимаю. Вот он имеет понимание, что такое диктатура пролетариата.
На III съезде Советов Ленин объявил:
— Ни один еще вопрос классовой борьбы не решался в истории иначе как насилием. Насилие, когда оно происходит со стороны трудящихся, эксплуатируемых масс против эксплуататоров, — да, мы за такое насилие!
Наверное, в тот момент он еще плохо понимал, какому насилию открывает дорогу. Но угрозы просто не сходят с его языка.
22 ноября 1917 года Ленин подписал декрет № 1 о суде, который отменял все старые законы и разгонял старый суд. Готовили его под руководством латышского революционера Петра Ивановича Стучки, который окончил юридический факультет Петербургского университета и до первого ареста работал помощником присяжного поверенного.
«Наш проект декрета, — вспоминал Стучка, — встретил во Владимире Ильиче восторженного сторонника. Суть декрета заключалась в двух положениях: 1) разогнать старый суд и 2) отменить все старые законы».
Заодно отменили институт судебных следователей, прокурорского надзора и адвокатуру. Восьмая статья декрета учреждала «рабочие и крестьянские революционные трибуналы… для борьбы против контрреволюционных сил в видах принятия мер ограждения от них революции и ее завоеваний, а равно для решения дел о борьбе с мародерством и хищничеством, саботажем и прочими злоупотреблениями торговцев, промышленников, чиновников и прочих лиц».
В написанном Петром Стучкой «Руководстве для устройства революционных трибуналов» говорилось: «В своих решениях революционные трибуналы свободны в выборе средств и мер борьбы с нарушителями революционного порядка».
Страна вступила в эпоху беззакония — в прямом и переносном смысле. Большевики исходили из того, что правосудие должно служить пролетарскому государству. Нормы права не имеют значения, тут чистая политика. Большевистская власть не правосудие осуществляет, а устраняет политических врагов. Трибуналы руководствовались революционным чутьем и социалистическим правосознанием. Если председатель трибунала считал, что перед ним преступник, значит, так и есть.
«Уничтожив суды, — писала газета “Наш век”, — господа народные комиссары этим самым укрепили в сознании “улицы” право на самосуд, звериное право. Нигде человека не бьют так часто, с таким усердием и радостью, как у нас на Руси. “Дать в морду”, “под душу”, “под микитки”, “под девятое ребро”, “намылить шею”, “накостылять затылок”, “пустить из носу юшку” — все это наши русские милые забавы. Этим — хвастаются. Люди слишком привыкли к тому, что их бьют — родители, хозяева, полиция. И вот теперь этим людям, воспитанным истязаниями, как бы дано право свободно истязать друг друга. Они пользуются своим “правом”» с явным сладострастием, с невероятной жестокостью…».
Поздно вечером 28 ноября 1917 года Совнарком принял предложенный Лениным проект декрета «Об аресте виднейших членов центрального комитета партии врагов народа». Имелась в виду партия конституционных демократов, кадетов, считавшая правильным для России мирный путь эволюции.
«Вне закона, — вспоминал лидер эсеров Виктор Чернов, — были объявлены кадеты — почтенная и солидная, никакой опасностью захватчикам власти не грозившая партия адвокатов и профессоров…»
На этом же заседании большевистского правительства было заявлено: «Идет открытая гражданская война».
«Члены руководящих учреждений партии кадетов как партии врагов народа, — говорилось в подписанном Лениным декрете, — подлежат аресту и преданию суду революционных трибуналов. На местные Советы возлагается обязательство особого надзора за партией кадетов ввиду ее связи с корниловско-калединской гражданской войной против революции…».
При обсуждении в ВЦИК против декрета возражали эсеры, левые и правые, и меньшевики. Но ВЦИК одобрил декрет 150 голосами против 98.
Для того чтобы угрозы стали реальностью, не хватало только универсального инструмента для борьбы со всеми, кого назовут врагами. Он не замедлил появиться. 6 декабря 1917 года вечером Совнарком обсуждал вопрос о возможности забастовки служащих в правительственных учреждениях во всероссийском масштабе.
Записали в постановлении:
«Поручить т. Дзержинскому составить особую комиссию для выяснения возможности борьбы с такой забастовкой путем самых энергичных революционных мер, для выяснения способов подавления злостного саботажа. К завтрашнему заседанию представить списки членов этой комиссии и меры борьбы с саботажем».
