11 июля 1918 года Бухарин опубликовал в «Правде» статью о левых эсерах. Презрение звучало во всех его словах:
«Для того чтобы руководить политической партией, нужно нечто большее, чем сердце и слезы на мокром месте. Нужна еще голова на плечах. Этого-то, к сожалению, и не было у покойной партии».
Но поначалу Мария Спиридонова верила, что партию еще можно будет восстановить. Писала единомышленникам:
«Задачи партии, дорогие товарищи, все усложняются и становятся почти грандиозными. Заново создать партию, разгромленную большевистским террором… Организация крестьянства под нашими лозунгами, во главе с нашей партией — неотложная задача, так как крестьянство опять на положении эксплуатируемого угнетенного раба, только в другом виде…»
Спиридонова взяла на себя ответственность за убийство германского посла. Характерно, что кляла она себя за непредусмотрительность, за недальновидность, за то, что поставила под удар партию, а вовсе не за то, что приказала убить невинного человека. А ведь была разница между ее выстрелом в советника Луженовского и убийством немецкого посла.
В любом случае казнь без приговора суда — преступление. Но царского чиновника, в которого стреляла она сама, многие справедливо называли палачом. Оправдывали ее теракт тем, что о правосудии в ту пору не могло быть и речи — чиновник исполнял высшую волю. Остановить его можно было только пулей… Но немецкий посол не совершал никаких преступлений! Его убили по политическим соображениям, и Спиридонова считала это справедливым. Она тоже была отравлена этим ядом. Придет время, и ее убьют во имя политической целесообразности.
27 ноября 1918 года революционный трибунал, учитывая «особые заслуги перед революцией», приговорил ее к году тюремного заключения. Через два дня президиум ВЦИК ее амнистировал. К эсерам отнеслись тогда снисходительно. Они думали, что Ленин испытывает к ним симпатию, помня о старшем брате-эсере Александре Ульянове, повешенном в 1887 году за покушение на императора Александра III.
Возможно, эсеры переоценивали степень симпатии к ним Ленина. За Спиридоновой была установлена слежка. Когда она выступала перед рабочими московских заводов, агенты ВЧК записывали каждое слово:
— Большевики — изменники по отношению к крестьянам. В большевистских коммунах крестьянин будет наемником у государства. Мы будем бороться против комитетов бедноты. В них вошли хулиганы, отбросы деревни, которые могут реквизировать каждый фунт спрятанной муки. В Нижегородской губернии вспыхнуло восстание, там всех запугали. Женщины боялись ставить на стол горшок со щами, ибо комитеты бедноты могли увидеть, что сварено. Только большевикам все привилегии. Им и карточки на калоши.
На основании агентурных материалов следственная комиссия ВЧК соорудила обвинительное заключение: Спиридонова клевещет на советскую власть и коммунистическую партию. 18 февраля 1919 года Спиридонову опять задержали и посадили на кремлевскую гауптвахту, остальных эсеров, арестованных одновременно (полсотни человек), отправили в Бутырскую тюрьму.
Ее дело разбирал Московский революционный трибунал.
Процесс открылся 24 февраля и продолжался один день. Обвинителем назначили председателя Моссовета Петра Гермогеновича Смидовича. Свидетелем обвинения выступал Николай Иванович Бухарин. Ни защитника, ни свидетелей защиты на заседание не пригласили.
Бухарин говорил о «погромном, антисоветском характере» выступлений Спиридоновой, объясняя их чрезвычайной неуравновешенностью ее психической структуры. Сама Спиридонова — честный человек, но она считает советскую власть и большевиков — самым страшным злом в мире, и ее речи опасны, потому что «недовольный элемент впитывает ее речи как губка».
Обвинитель Петр Смидович обратил внимание на то, что левые эсеры дискредитируют себя и теряют влияние, поэтому «опасности для советской власти здесь нет и быть не может». Выступления Спиридоновой продиктованы еще и личными мотивами, скажем, неприязнью к Троцкому, которого она называла шкурником и обозником.
— Товарищ Троцкий, — вступился за председателя Реввоенсовета республики Смидович, — на фронте всегда впереди, он знает, что такое тыл и что такое фронт. Он всегда под огнем. Я видел: когда около него разорвался снаряд, он не обращал на него внимания…
Смидович просил трибунал на некоторое время избавить советскую власть от Спиридоновой:
— Для меня важно, чтобы была гарантия того, что это не вернется опять, не встанет перед нами. Надо дать Спиридоновой восемь месяцев такого удаления, которое бы соответствовало тюремному удалению, чтобы в продолжение восьми месяцев с этим препятствием нам не пришлось встретиться…
Трибунал признал Спиридонову виновной в клевете на советскую власть, дискредитации власти, что означает помощь контрреволюционерам, и вынес приговор:
«Изолировать Марию Александровну Спиридонову от политической и общественной жизни сроком на один год посредством заключения Спиридоновой в санаторию с предоставлением ей возможности здорового физического и умственного труда».
Насчет санатория — это была шутка. Ее держали в казарме, где размещалась охрана Кремля.
«Я живу в узеньком закутке при караульном помещении, где находится сто — сто тридцать красноармейцев, — писала она. — Грязь, шум, гам, свист, нечаянная стрельба, стук и все прочее, сопутствующее день и ночь бодрствующей караульной казарме».
Хлопотать за Спиридонову взялась Коллонтай. Объехала председателя ВЧК Дзержинского, председателя ВЦИК Свердлова, московского хозяина Каменева.
«Каменев, — записала в дневнике Коллонтай, — признал, что ее держали в ужасных условиях (в караульном помещении, в холоде. Уборная общая с солдатами). Дзержинский сказал, что ее перевели в больницу…»
В конце марта 1919 года ЦК левых эсеров принял решение организовать Спиридоновой побег. 2 апреля один из сотрудников ВЧК вывел ее из Кремлевской тюрьмы. Это был двадцатидвухлетний крестьянин Н. С. Малахов. Под фамилией Ануфриева она скрывалась в Москве. В октябре 1920 года ее опять схватили.
К тому времени часть левых эсеров решила отказаться от борьбы с советской властью и призвала своих единомышленников вместе с большевиками сражаться против Белой армии барона Врангеля и Польши. Лидер этой группы, бывший нарком Штейнберг получил право создать Центральное организационное бюро партии левых эсеров. Штейнберг стал председателем бюро, Илья Юрьевич Баккал (он был председателем фракции левых эсеров во ВЦИК) — секретарем.
16 сентября 1921 года политбюро разрешило выпустить Спиридонову на поруки. Штейнберг и Баккал написали расписку:
«Мы, нижеподписавшиеся, даем настоящую подписку секретному отделу ВЧК о том, что мы берем на свои поруки Марию Александровну Спиридонову, ручаясь за то, что она за время своего лечения никуда от ВЧК не скроется и за это же время никакой политической деятельностью заниматься не будет. О всяком новом местонахождении больной Спиридоновой мы обязуемся предварительно ставить в известность СО ВЧК».
