Крестьян подвергали пыткам, и пыткам ужасным: наливали в сапоги воду и оставляли на морозе, опускали в колодцы, подпаливали бороды, стреляли из револьверов рядом с ухом и так далее… Осенью двадцатого года всему крестьянству Тамбовской губернии была объявлена война. Отрядам сплошь и рядом давались задачи занять ту или иную деревню, произвести полную фуражировку, не оставляя “ни одной овцы, ни одной курицы, после производства фуражировки данный пункт сжечь”…
Лояльная нам часть крестьянства после такой “фуражировки” (грабежа) лишилась всего инвентаря и жилища (так как оно сожжено). Нет выхода, как только идти в банду, чтобы жестоко отомстить. Целые деревни, боясь нашего “красного террора”, погрузив свой скарб, женщин и детей, уезжают и скрываются в лесах. Банды растут, как грибы…»
На заседании Усманского уездного исполкома 23 мая 1920 года решили:
«Весь продотряд № 4 ввиду бесчинств, производимых последним, выражающихся в игре в карты, битье прикладами, шомполами, плетками ни в чем не повинных, ничем не вызванных выстрелах, предложении крестьянским женщинам о вступлении в половые отношения, отборе у местного населения белья и платья, — признать неблагонадежным, вызывающим контрреволюцию и подлежащим расформированию. Ввиду того, что данные безобразия творились большинством отряда, предать отряд в целом суду губвоентрибунала…».
Информационные сводки уездных политбюро о политическом положении, настроениях населения летом 1920 года (в 1920 году вместо уполномоченных губчека создали политические бюро при уездных управлениях милиции) фиксируют антибольшевистские настроения масс.
Тамбовский уезд, июнь 1920 года:
«Отношение к коммунистической партии крестьянства довольно печальное. Перед глазами этого сословия партия почти потеряла свой авторитет, который она имела раньше».
Усманский уезд, июль 1920 года:
«Темная масса поголовно забита поповскими беседами и сказками, так что зачастую среди крестьян приходится слышать: “Коммунисты — это есть предшествие антихристов”… Попы среди крестьян распускают слухи о том, что Соввласть существовать будет только сорок два месяца, а потом наступит монархическое правление. Пять месяцев будет производиться поголовная вырезка коммунистов, а после этого наступит хорошая райская жизнь».
Антоновское восстание можно было предотвратить. В феврале 1920 года член Политбюро и председатель Реввоенсовета Лев Троцкий предложил заменить продразверстку натуральным налогом, что означало отказ от политики «военного коммунизма». Троцкий предупреждал руководство большевиков: «Продовольственные ресурсы грозят иссякнуть, и не поможет никакое усовершенствование реквизиционного аппарата». Сохранение продразверстки «грозит окончательно подорвать хозяйственную жизнь страны». Политбюро отвергло его предложения.
«Я настойчиво добивался перехода к новой экономической политике, — вспоминал Троцкий. — В Центральном комитете я собрал всего лишь четыре голоса против одиннадцати. Ленин был в то время против отмены продовольственной разверстки, и притом непримиримо. Сталин, разумеется, голосовал против меня. Переход к новой экономической политике произведен был лишь через год, правда, единогласно, но зато под грохот кронштадтского восстания и в атмосфере угрожающих настроений всей армии».
Не многие пытались погасить пламя восстания без крови. Секретарем губкома партии избрали старого питерского большевика Николая Михайловича Немцова. На него тут же нажаловался член Реввоентрибунала республики Василий Васильевич Ульрих:
«Тов. Немцов высказал свое мнение о методах борьбы с антоновщиной, главным пунктом является созыв губернской конференции рабочих и крестьян, на которую Немцов ожидает прибытия представителей восставших районов, в том числе и самого Антонова.
Кроме того, т. Немцов высказался о необходимости ликвидации Реввоентрибуналов, ненужности особого отдела, то есть фактически предлагает полное прекращение всех военных операций… На мой вопрос, что же он, Немцов, думает сделать с активными руководителями всех налетов и разгромов, работавших с Антоновым с самого начала движения, Немцов совершенно серьезно отвечает: “Из них выйдут прекрасные агитаторы”».
Тамбовская губерния не зря считалась опорой эсеров. На выборах во Всероссийской Учредительное собрание в ноябре 1917 года они получили почти три четверти голосов. Руководители восстания называли себя эсерами. Но Антонов и его люди, по мнению историков, были скорее анархистами и боевиками. Пассионарные личности, они нашли себя в революции. Спокойная жизнь была не для них.
Идейных участников восстания было не много. Война и революции, эти чудовищные социальные катаклизмы, вовлекли в противостояние множество людей, которым не удалось отсидеться в стороне. Кто-то помогал Антонову вынужденно, но считал его бандитом. Впрочем, и настоящих бандитов тоже было предостаточно.
Нелепо идеализировать бунт. После революции из тюрем выпустили уголовников, да и новые появились. Резко увеличилось пьянство. Самогон, впрочем, крестьяне гнали еще и для того, чтобы использовать зерно, пока его не отобрали. В восстании приняли участие многочисленные дезертиры, укрывавшиеся от призыва в Красную Армию.
Восстание началось в селе Хитрово Тамбовского уезда в середине августа двадцатого года. Крестьяне отказались сдавать хлеб и разоружили продотряд. Александр Степанович Антонов назначил себя начальником главного оперативного штаба партизанских армий Тамбовского края и еще создал собственную политическую организацию — Союз трудового крестьянства.
Председатель губчека Федор Константинович Траскович обратился в Москву:
«Тамбовская губчека настоятельно просит экстренно выслать ей ранее просимые патроны. Часть имевшихся патронов оказалась вместо пороха начиненной ватой, отчего войска, действовавшие против бандитов, потерпели поражение. Невысылка патронов или промедление грозит развитием восстания, охватом всей губернии и переброской на соседнюю. Экстренно высылайте патроны…».
Секретарь губкома Николай Яковлевич Райвид (участник Первой мировой) через несколько дней связался с Трасковичем по прямому проводу:
— Пришли ли из ВЧК обещанные 100 тысяч патронов?
— Вот что, дружище, патронов пришло гораздо больше, — ответил Траскович, — но скажи, кто работает на аппарате — коммунист или беспартийный, если второе, то надежен ли.
— Я говорю по аппарату из вагона, можем говорить свободно.
— Московский батальон весьма и весьма подозрителен, — сигнализировал председатель губернской ЧК. — Он сформирован из дезертиров три дня тому назад. Комсостав его не знает, как равно и они не знают комсостава… Ты обязательно должен быть здесь. Мне одному тяжело. Эсеры прислали в президиум губисполкома анонимку, в которой требуют снять красный террор, на что дали три дня сроку. В случае неисполнения объявляют свой террор по отношению к коммунистам. А на это что ты скажешь?
— Волков бояться — в лес не ходить.
Командующий войсками Тамбовского края Александр Васильевич Павлов, бывший поручик царской армии, докладывал в Москву 12 января 1921 года:
