Мистер Белый огляделся, и ближайшие к нему Ревизоры попятились
— Есть еще желающие провести эксперимент? — спросил он.
Раздался хор торопливых отказов.
— Хорошо, — сказал мистер Белый. — Мы уже немало узнали!
— Он отрубил ей голову!
— Не ори! И держи голову пониже! — зашипела Сьюзен.
— Но он…
— Думаю, она поняла! В любом случае, она не человек. Как и он.
— Что происходит?
Сьюзен отступила в тень.
— Я не… совсем уверена, — сказала она. — Но, думаю, они попытались сделать себе человеческие тела. Вернее, довольно неплохие копии. А сейчас… они ведут себя как люди.
— Вы называете это человеческим поведением?
Сьюзен грустно посмотрела на Лобзанга.
— Ты еще так мало знаешь. Мой дедушка говорит, что если разумное существо примет человеческий облик, оно начнет думать по-человечески. Форма определяет содержание.
— Это так себя ведут разумные существа? — спросил шокированный Лобзанг.
— Ты не только мало знаешь, ты еще и не читал историю, — хмуро произнесла Сьюзен. — Ты слышал о проклятии оборотней?
— Разве быть оборотнем само по себе не проклятье?
— Они так не считают. Но если они остаются в образе волка слишком долго, то остаются волками навечно, — сказала Сьюзен. — Волк — очень сильная… форма. Понимаешь? Не смотря на то, что разум человеческий, волк выдаст себя носом, ушами, лапами. Знаешь о ведьмах?
— Мы, э, украли метлу у одной из них по пути сюда, — сказал Лобзанг.
— Правда? Тогда тебе повезло, что настал конец света, — сказала Сьюзен. — Так вот, у хороших ведьм есть трюк, который они называют Одалживанием. Они могут проникать в разум животного. Весьма полезный навык. Но самое сложное здесь суметь выбраться. Пробудешь уткой слишком долго и останешься уткой. Умной уткой, наверное, даже с какими-то странными воспоминаниями, но все же уткой.
— Поэту Хоха однажды приснилось, что он бабочка, после чего он проснулся и сказал: «Я человек, которому приснилось, что он бабочка, или бабочка, которой сниться, что она человек?», — попытался внести свою лепту Лобзанг.
— Правда? — оживилась Сьюзен. — А кем он был?
— Что? Ну… кто знает?
— Как он писал стихи? — спросила Сьюзен.
— Пером, естественно.
— Он не парил в воздухе, выделывая многозначные узоры в воздухе и не откладывал яйца на капустных листьях?
— Об этом никто не упоминал.
— Тогда, вероятно, он был человеком, — сказала Сьюзен. — Интересно, но это никуда нас не приведет. И вообще можно договориться до того, что Ревизорам мечтается, что они люди, и их мечта стал явью. Хотя у них и нет воображения. Как и у моего дедушки, сказать по чести. Они могут делать только идеальные копии, а не создавать новое. Так что, как я думаю, сейчас они выясняют, чтo на самом деле значит быть человеком.
— И что это значит?
— То, что ты не так хорошо контролируешь обстановку, как тебе кажется, — она осторожно выглянула, чтобы оглядеть толпу на площади. — Ты знаешь что-нибудь о человеке, который соорудил часы?
— Я? Нет. Ну, не совсем…
— Тогда как ты нашел это место?
— Лю-Цзы считал, что их собирают здесь.
— Правда? Неплохая догадка. Вы даже выбрали нужный дом.
— Я, э, это я нашел дом. Я, э, знал, где я должен быть. Это звучит глупо?
— Еще как. Осталось только привязать бубенцы и намалевать голубых птичек. Но это может быть правдой. Я всегда знаю, где я должна быть. А где ты должен быть сейчас?
— Минуту, — сказал Лобзанг. — Кто вы? Время остановилось, миром завладели… сказочные чудища и сказки, а школьная учительница разгуливает по улицам?
— Самый лучший человек, из тех, кто мог быть, — сказала Сьюзен. — Мы не любим глупостей. Я ведь уже объясняла тебе, я унаследовала несколько талантов.
— Вроде независимости от времени?
— Это один из них.
— Странный талант для школьной учительницы!
— Мне подходит, — невозмутимо сказала Сьюзен.
— Вы вообще человек?
— Ха! Такой же как и ты. Хотя, не скажу, что у меня нет семейных скелетов в шкафу.
И что-то было в ее тоне, когда она произнесла это…
— Это не было фигурой речи? — откровенно спросил Лобзанг.
— Нет, не совсем, — ответила Сьюзен. — Эта штука на твоей спине, что произойдет, когда она перестанет вращаться?
— Естественно, мое время кончится.
— Ага. Значит, тот факт, что он стал замедляться и остановился, когда тот Ревизор играл в лесоруба, не играет никакой роли?
— Он не вращается? — запаниковав, Лобзанг попытался дотянуться до него и закрутился на месте.
— Похоже, у тебя тоже есть скрытый талант, — сказала Сьюзен, прислоняясь к стене и ухмыляясь.
— Пожалуйста! Заведите его!
— Хорошо. Ты…
— Это не смешно!
— Ничего, у меня вообще не слишком хорошо с чувством юмора.
Она схватила его за руки, когда он принялся бороться с лямками.
— Он тебе не нужен, понимаешь? — сказала она. — Это мертвый груз! Доверься мне! Не сдавайся! Ты создаешь свое собственное время. И не пытайся выяснить как.
Он в ужасе уставился на нее.
— Что происходит?
— Все хорошо, все хорошо, — произнесла Сьюзен, так терпеливо, как могла. — Такие вещи всегда пугают сначала. Когда это случилось со мной, рядом никого не было, так что можешь считать, тебе повезло.
— Что случилось с вами?
— Я узнала, кто мой дед. И не спрашивай. Лучше сконцентрируйся. Где тебе следует быть?
— Хм, уф… — Лобзанг огляделся. — Ну… мне кажется, нам туда.
— И не мечтаю узнать, как у тебя это получилось, — сказала Сьюзен. — И это в стороне от этой толпы.
Она улыбнулась и добавила:
— Смотри на это с положительной стороны. Мы молоды и в нашем распоряжении все время мира…
Она забросила гаечный ключ на плечо.
— Пошли, пройдемся кое по кому дубинкой.
Если бы еще оставалась такая вещь как время, то спустя пару минут после ухода Сьюзен и Лобзанга, в мастерскую с важным видом прошла маленькая фигурка около шести дюймов ростом, облаченная в черную мантию. За ней последовал ворон, который приземлился на дверь и с величайшим подозрением уставился на часы.
— Мне они кажутся опасными, — сказал он.
