Уголком сознания Смерть следил за Ревизором. Ревизоры всегда слушают, что говорят люди. Чем больше говорят люди, тем более единодушным становиться решение, и тем меньше несет ответственности каждый в отдельности. Но этот Ревизор начал выказывать признаки нетерпения и раздражения…
Эмоции. Эмоции делают тебя живым. А Смерть знал, как поступать с живыми.
Ангел оглядел вселенную.
— Что же мне тогда делать? — взвыл он. — Это то, чего я ждал! Тысячи лет! — он уставился на железную книгу. — Тысячи скучных, утомительных, зря потраченных лет… — бормотал он.
— Ты уже закончил? — Сказал Ревизор.
— Одно большое явление. Вот и все что мне надо. Это мое предназначение. Ждешь, тренируешься — а потом тебя просто вычеркивают, потому что сера больше не в моде? — Ангел добавил горечи в свой ангельский голос. — И никто не сказал мне, конечно…
Он посмотрел на заржавевшие страницы.
— Следующим должен быть Чума, — пробормотал он.
— Значит, я опоздал? — донесся голос из ночи.
И появилась лошадь. Он расцвел болезненной улыбкой, похожей на гангренозную рану прямо перед тем, как придет цирюльник-хирург с ножовкой.
— Я ДУМАЛ, ТЫ НЕ ПРИДЕШЬ, — сказал Смерть.
— Я не хотел, — источил Чума. — Но у людей появились такие интересные болезни. И я был не против поглядеть, как появятся хворьки, — он подмигнул Смерти покрытым коростой глазом.
— Хочешь сказать хвори? — Подсказал ангел
— Боюсь, что именно хворьки, — сказал Чума. — Люди неплохо продвинулись в био-конструировании. Уже появились нарывы, которые кусаются.
Вас двоих все равно недостаточно! — рявкнул Ревизор в их сознании.
Из тьмы появился конь. На некоторых вешалках бывает больше плоти.
— Я тут подумал, — сказал голос. — Может и есть вещи, ради которых стоит подраться?
— И они?… — сказал Чума, оглядываясь.
— Салатные бутерброды с маслом. Против этого не попрешь. Этот вкус разрешенной смеси. Чудесно!
— Ха! Ты Голод? — сказал ангел с Железной Книгой. И вновь загремел тяжелыми листами.
— Это, это, это нонсенс — салатные бутерброды?[18]
— закричал Ревизор.
— Злость, — подумал Смерть. — Сильное чувство.
— Я люблю бутерброды? — сказал голос в темноте.
И другой, женский ответил:
— Нет, дорогой, у тебя от них появляется крапивница.
Лошадь Войны была гигантской и красной. С луки седла свисали головы мертвых воинов. А на Войне повисла мрачная миссис Война.
— Все четверо. Бинго! — сказал Ангел Железной Книги. — Многовато для Совета духовенства!
Вокруг шеи Войны был повязан шарф. Он смущенно посмотрел на остальных Всадников.
— Он не будет надрываться сам, — резко сказала миссис Война. — А вы не посмеете втянуть его во что-то опасное. Он не так силен, как думает. Он сам не знает, чего хочет.
— Значит вся шарашка в сборе, — сказал Ревизор.
— Бахвалится, — подумал Смерть. — И самодоволен, к тому же.
Звенели металлические страницы. Ангел Железной Книги выглядел озадаченным.
— Вообще-то, мне кажется, это не совсем верно, — сказал он.
Но никто не обратил на него внимания.
— Начинайте свой фарс, — сказал Ревизор.
— Вот ирония и сарказм, — отметил Смерть. — Наверное, они нахватались этого от тех, что сейчас на Диске. Все это понемногу в сумме составляет… личность.
Он оглядел ряд Всадников. Они посмотрели на него. Голод и Чума едва заметно кивнули головами.
Война повернулся в седле и сказал своей жене:
— Прямо сейчас, дорогая, я точно знаю, чего хочу. Не могла бы ты слезть?
— Вспомни, что случилось, когда…
— Быстро, моя дорогая, — сказал Война, и хоть в этот раз в его голос оставался спокойным, в нем зазвенело эхо оружейной стали и бронзы.
— Э… о, — миссис Война казалась напуганной. — Говоришь прямо как тогда…
Она замолчала, на миг залилась счастливым румянцем и соскользнула с лошади.
Война кивнул Смерти.
— И теперь вы должны нести ужас и разрушение и так далее и тому подобное, — сказал Ревизор. — Верно?
Смерть кивнул. Парящий перед ним Ангел Железной Книги перелистывал гремящие страницы туда и обратно в попытках что-то отыскать.
— ВЕРНО. ЭТО ТАК, МЫ ДОЛЖНЫ ВЫЕХАТЬ, — добавил Смерть, вынимая меч. — НО НИГДЕ НЕ НАПИСАНО ПРОТИВ КОГО.
— Что ты хочешь этим сказать? — прошипел Ревизор, и Смерть услышал его страх. Он не мог понять происходящее.
Смерть ухмыльнулся. Чтобы испугаться, нужно иметь свое я. Пусть все будет хорошо со мной. Это песнь страха.
— Он хочет сказать, — произнес Война. — Что просит нас решить, на чьей мы стороне.
Четыре меча были обнажены, их лезвия горели как огонь. Четыре лошади ринулись в атаку.
Ангел Железной Книги обратился к миссис Войне.
— Простите, — сказал он. — У вас не найдется карандаша?
Сьюзен заглянула за угол Улицы Ремесленников и проворчала:
— Она забита ими… и мне кажется, они сходят с ума.
Гармония тоже глянула за угол.
— Нет. Они не сходят с ума. Они Ревизоры. Они снимают мерки, оценивают и, где нужно, наводят порядок.
— Они выковыривают тротуарные плиты!
— Да. Думаю, это потому что они не того размера. Мы не любим нарушений нормы.
— Какого черта не так с размером тротуарных плит?
— Размер должен быть средним. Простите.
Воздух вокруг Сьюзен наполнился голубым искрами. На мгновение ей показалось, что она заметила человеческую фигуру, прозрачную и медленно вращающуюся, которая затем вновь исчезла.
Но голос у нее в ушах произнес: — Я чувствую, что почти восстановил силы. Ты можешь добраться до того конца улицы?
— Да. А ты уверен? До этого мы не могли ничего сделать с часами!
— До этого я не был мной.
Движение заставило Сьюзен отвлечься. Разряд молнии, что застыл над мертвым городом, исчез. Облака заклубились как чернила, вылитые в воду. В них кишели зеленовато-желтые и алые молнии.
— Четыре Всадника сражаются с Ревизорами, — добавил Лобзанг.
— Они выигрывают?
Лобзанг не ответил.
— Я сказала…
— Мне трудно сказать. Я вижу… все. Все возможности…
