Советско-германский пакт тридцать девятого года вызвал у нее такое возмущение, такой нервный срыв, что ее положили в больницу. Со школьных лет она была одержима идеей героического жертвенного подвига. Искала случая, чтобы его совершить». Очень дурно Арнштам говорил о Шелепине как о человеке, который несет немалую ответственность за то, что «цвет московской молодежи» угробили без всякого смысла и пользы. Там, куда забрасывали эти группы, в одну из которых входила Зоя, — сто километров от Москвы — условий для партизанской войны не было никаких, они были обречены.
С еще большим негодованием говорил он о матери Зои: она снимала пенки с гибели дочери, она славы ради вытолкнула в добровольцы младшего брата Зои, Александр Космодемьянский по возрасту еще не должен был призываться, и мальчишка погиб.
— Когда фильм был готов, — рассказывал Лео Оскарович, — я со страхом думал о том, как она его будет смотреть. Ведь там пытают и казнят героиню. Это актриса, но ведь за ней стоит ее дочь, ее страшная судьба. А она мне говорит: «По-моему, ее мало пытают». Я ужаснулся…»
И без того жестокая война унесла множество жизней, которые можно было сохранить, если бы не действовал принцип — «любой ценой!». Воевали так, как привыкли жить: не жалея человеческих жизней. Технику берегли — она стоила денег. За потерю танка или артиллерийского орудия командира могли отстранить от должности, отдать под трибунал. За бессмысленно погибших подчиненных спрашивали редко…
* * *
«Начальнику управления НКВД Московской области
старшему майору государственной безопасности
тов. Журавлеву
РАПОРТ
26 ноября 1941 г. помощник начальника оперпункта разведотдела 33 армии капитан Смирнов сообщил мне нижеследующий факт легкомысленного отношения к формированию диверсионных групп, предназначенных для действия в тылу противника.
Пушкинским райотделом УНКВД Московской области была сформирована диверсионная группа в составе четырнадцати человек. Боевая подготовка была произведена плохо, бойцы даже не умели обращаться с гранатами и горючей жидкостью. Начальник группы тов. Породин был назначен буквально за несколько минут до выступления и не знал своих бойцов.
При переходе линии фронта бойцы вели себя недисциплинированно, шумели, курили.
В нескольких стах метрах от линии фронта у одного из бойцов от неизвестной причины вспыхнула горючая жидкость. Снаряжение на нем было подогнано неправильно, он не имел возможности сбросить с себя сумку с горючей жидкостью, и пламя охватило его. Остальные бойцы растерялись, не знали, что им предпринять. Вскоре на них также вспыхнула одежда. Возникла паника.
Подоспевшие красноармейцы под угрозой оружия заставили горевших бойцов сбросить с себя одежду и этим несколько уменьшили количество жертв.
Два бойца от полученных ожогов умерли, три бойца получили тяжелые ожоги, пятеро получили ушибы и легкие ранения.
Работники разведотдела армии отмечают, что случаи плохого инструктажа перебрасываемых диверсионных групп не единичны, и просят принять соответствующие меры.
Оперуполномоченный 3-го КРО УНКВД МО младший лейтенант госбезопасности Шейнюк
27 ноября 1941 года».
Впрочем, случались и другие истории. Некоторые бойцы записывались в диверсионные группы, чтобы перейти на ту сторону фронта и дезертировать, — не хотели воевать. Особенно часто это происходило с теми, чьи семьи оказались на оккупированной территории. Они убегали из армии и надеялись пробраться к родным.
Начальник политуправления Юго-Западного фронта дивизионный комиссар Сергей Федорович Галаджев 9 декабря отдал распоряжение всем начальникам политотделов:
«В частях фронта имели место факты, когда отдельные командиры и политработники, посылая добровольцев на задания по выкуриванию немцев из хат, не изучали политической благонадежности этих добровольцев.
Командир 9-й стрелковой роты 383-го стрелкового полка 121-й стрелковой дивизии младший лейтенант т. Собокарь получил задачу уничтожить населенный пункт, где располагались немцы. Для этой цели ему дали пять красноармейцев-добровольцев из состава 4-й стрелковой роты. В пути «добровольцы» убили младшего лейтенанта Собокаря и дезертировали к врагу. Только один красноармеец возвратился в часть.
ПРЕДЛАГАЮ:
1. Тщательно проверять и готовить всех добровольцев-охотников, посылаемых на выкурирование немцев из хат, уничтожение живой силы и техники врага.
2. Потребовать от командиров и политработников всесторонне изучать всех добровольцев. Отчислить из состава добровольцев лиц, не внушающих политического доверия. Особенно осторожно относиться к лицам, происходящим из временно оккупированных территорий, при изъявлении ими желания быть добровольцем в разведке и подобных мероприятиях».
РЕЧЬ НА ПАРАДЕ
«Поразительна все-таки какая-то стихийная сила России, — записывал в дневнике профессор Леонид Тимофеев, — которая, несмотря на весь идиотизм, пронизывающий нашу систему сверху донизу, позволяет ей уже пять месяцев бороться буквально со всей Европой. Говорят, что 7-го в Москве будет парад! Рискованно, но умно. Политический эффект от этого будет равен военному успеху и сильно ударит по престижу Германии…»
Выслушав очередной доклад командующего Московским военным округом генерал-полковника Павла Артемьева, Сталин поинтересовался:
— Вы готовитесь к параду войск Московского гарнизона в ознаменование 24-й годовщины Октябрьской революции?
Вопрос застиг Артемьева врасплох.
— Товарищ Сталин, мы все отдали на фронт. Вряд ли наберем нужное для парада количество войск. Танков у меня ни одного нет. Артиллерия — вся на огневых позициях…
Но распоряжения вождя не обсуждаются.
Вернувшись в штаб, Артемьев собрал членов военного совета. Решили вывести на парад курсантов Окружного военно-политического училища, Краснознаменного артиллерийского училища, один полк 2-й Московской стрелковой дивизии, один полк 332-й дивизии имени Фрунзе, части дивизии имени Дзержинского, Московский флотский экипаж, Особый батальон военного совета округа и Московской зоны обороны, сводный зенитный полк ПВО и два танковых батальона резерва Ставки, которые должны были 7 ноября прибыть из Мурманска или Архангельска.
Сохраняя тайну, командирам и комиссарам частей и училищ говорили, что есть намерение провести смотр частей, отправляющихся на фронт, показать их москвичам, поэтому надо заняться строевой подготовкой. За несколько дней до парада штаб тыла Красной армии получил указание выдать Московскому военному округу зимнее обмундирование — валенки, полушубки, ушанки и стальные каски. О том, что им предстоит участвовать в параде, командирам частей сообщили только накануне, 6 ноября, в одиннадцать вечера.
Генерал-лейтенант Николай Спиридонов, комендант Кремля, получил приказ подготовить Красную площадь к параду. Сталин распорядился в ночь на 7 ноября снять маскировочные чехлы со звезд на Кремлевских башнях и открыть Мавзолей. Он был укрыт ящиками с песком и суровым полотном, на котором был нарисован дом — окна, двери. Сталин распорядился подогнать к Красной площади кареты скорой помощи — на случай налета вражеской авиации. Но предупредил:
