30 августа Сталин отправил послу в Лондоне Ивану Михайловичу Майскому личную телеграмму. Он сообщал о тяжелом положении на фронте: «Если англичане не расшевелятся в ближайшее время, наше положение станет угрожающим. Говоря между нами, я должен сказать вам откровенно, что, если не будет создан англичанами второй фронт в Европе в ближайшие три-четыре недели, мы и наши союзники можем проиграть дело. Это печально, но это может стать фактом».
Майский ответил, что надежд на открытие второго фронта немного, но стоит вновь поставить этот вопрос перед Черчиллем (см. «Новая и новейшая история», № 4/2011).
3 сентября Сталин от руки написал письмо британскому премьер-министру. Советский посол, познакомившись с текстом, пометил в дневнике: «Твердый, ясный, беспощадный язык. Никаких иллюзий, никакой розовой водицы. Факты, как они есть. Опасности, как они угрожают».
Сталин писал:
«Приношу благодарность за обещание, кроме обещанных раньше 200 самолетов-истребителей, продать Советскому Союзу еще 200 истребителей… Должен, однако, сказать, что эти самолеты… не смогут внести серьезных изменений на восточном фронте… За последние три недели положение советских войск значительно ухудшилось… Мы потеряли больше половины Украины и, кроме того, враг оказался у ворот Ленинграда… Все это привело к ослаблению нашей обороноспособности и поставило Советский Союз перед смертельной угрозой…
Я думаю, что существует лишь один путь выхода из такого положения: создать уже в этом году второй фронт где-либо на Балканах или во Франции, могущий оттянуть с восточного фронта 30–40 немецких дивизий, и одновременно обеспечить Советскому Союзу 30 тысяч тонн алюминия к началу октября с. г. и ежемесячную минимальную помощь в количестве 400 самолетов и 500 танков.
Без этих двух видов помощи Советский Союз либо потерпит поражение, либо будет ослаблен до того, что потеряет надолго способность оказывать помощь своим союзникам своими активными действиями на фронте борьбе с гитлеризмом».
Посол Криппс немедленно вылетел с этим письмом в Лондон. Министр иностранных дел Энтони Иден назвал послание Сталина «криком о помощи». Но Черчилль объяснил Майскому, что Англия с ее небольшой сухопутной армией не в силах ни открыть второй фронт, ни поставлять в таких количествах оружие:
— В течение ближайших шести-семи недель вам может помочь только Бог, в которого вы не верите.
Масштабную помощь могли оказать только Соединенные Штаты, но они даже не вступили в войну. Вождь принял британского посла.
«Я нашел Сталина очень подавленным и усталым, — доложил в Лондон Криппс, — он вернулся к прежней подозрительности и недоверию, которые в последнее время пошли было на убыль».
В Лондоне боялись, что отчаянное положение подтолкнет Сталина к немедленному миру с Гитлером на немецких условиях. Криппс задал прямой вопрос.
— Нет, — ответил Сталин.
И объяснил, что имел в виду, когда писал о возможности поражения Советского Союза в войне:
— Если придется уступить Донецкий бассейн с его углем и металлургией, а также Москву и Ленинград с их машиностроением, что не исключено, это будет означать потерю двух третей производственных мощностей для обеспечения фронта. Тогда армия не сможет должно воевать… Все эти районы необходимо удержать. Без них России придется выйти из активных боевых действий и занять фронт обороны, возможно, за Волгой.
1 октября 1941 года в Москве было подписано первое советско-американо-британское соглашение о поставке в СССР оружия, снаряжения и продовольствия.
Сталин предложил отправить двадцать пять — тридцать британских дивизий, чтобы они сражались вместе с Красной армией.
Такого количества дивизий в распоряжении Черчилля не было. Посол Криппс убеждал премьер-министра прислать хотя бы одну-две дивизии в качестве символического жеста: «Русские считают, что англичане готовы сражаться до последней капли русской крови, и толкуют наши действия таким образом, что мы отдыхаем, а они сражаются» («Новая и новейшая история», № 4/2011).
Черчилль ответил Криппсу: «В Москве не имеют никакого права нас обвинять. Они сами навлекли на себя свое несчастье, когда своим пактом с Риббентропом дали Гитлеру напасть на Польшу и тем самым начать войну. Советский Союз не помог Англии, когда она в одиночку сражалась с Германией. Англия делает все возможное, чтобы помочь. И будет это делать и дальше. Но было бы глупо послать две или три британские или англо-индусские дивизии в глубь России в качестве символической жертвы…»
Но посол Криппс настаивал: необходимо продемонстрировать Советскому Союзу искреннее стремление быть верным союзником. Черчилль выразил готовность подписать договор о военном союзе, обсудить принципы послевоенного устройства мира и прислать для этого в Москву министра иностранных дел Энтони Идена.
Приемы для зарубежных гостей, которые устраивались правительством и Наркоматом иностранных дел в голодные военные годы, производили впечатление своей щедростью и роскошью. 7 ноября 1943 года НКИД устроил в особняке на Спиридоновке пышный прием — члены правительства, советские дипломаты в только что введенных мундирах, генералы, увешанные орденами, писатели, актеры, журналисты. Американский журналист восторженно сказал Илье Григорьевичу Эренбургу:
— Впервые за восемь лет я чувствую себя в Москве хорошо. Вот что значит союз!
Однако же реальное отношение к англичанам и американцам в Кремле осталось прежним. Член политбюро Лазарь Моисеевич Каганович с фронта писал Сталину: «С огромным наслаждением прочитал я ваш ответ корреспондентам. Это заслуженный щелчок союзничкам, дали им слегка в зубы. Тут кровью истекаем, а они болтают, отделываются комплиментами и ни черта не делают. Нельзя прикрывать их болтовню чрезмерно деликатным наркоминдельским языком, надо было, чтобы и наш, и их народы знали правду. И как всегда, это сделали вы — коротко, просто, прямо и гениально».
В 1944 году в Москву приехал один из руководителей югославской компартии Милован Джилас. Его принимали Сталин и Молотов. Беседовали с ним очень откровенно, как со своим человеком.
Сталин по-свойски сказал Джиласу:
— Может быть, вы думаете, что мы забыли, кто такие англичане и кто есть Черчилль? У англичан нет большей радости, чем нагадить союзникам. А Черчилль, он такой, что, если не побережешься, он у тебя копейку из кармана утянет. Ей-богу, копейку из кармана! Рузвельт другой — он засовывает руку только за кусками покрупнее. А Черчилль — и за копейкой.
Железный занавес, отделивший Советскую Россию от остального мира, никуда не делся. Ненадолго умерили открытую враждебность по отношению к иностранцам, представителям стран антигитлеровской коалиции.
Кандидат в члены политбюро и секретарь ЦК Александр Сергеевич Щербаков инструктировал журналистов Совинформбюро, в задачу которых входила работа с иностранными корреспондентами:
— Мы предупреждали товарищей, и хочу еще раз сделать предупреждение, что всякого рода встречи, беседы, советы должны быть только с разрешения и ведома руководства.
