Да и сами красноармейцы не рассчитывают, что их заставят развязать новую войну. Поэтому, считал Троцкий, задача другая: «Мы учимся военному делу, вооружаемся, строим большую армию для того, чтобы обороняться, если на нас нападут». Конечно, Красная армия может прийти на помощь восставшим трудящимся в других странах, но ее роль будет иметь «вспомогательное значение».
Фрунзе и его единомышленников, жаждавших мировой революции и готовых разжечь ее с помощью армии, Троцкий называл «нетерпеливыми стратегами».
Михаил Васильевич настаивал: у Красной армии должна быть революционная стратегия, в основе которой наступательность и маневренность: это «совершенно ес те ственно, ибо в армии, создаваемой и руководимой пролетариатом, иного настроения, кроме активного, и быть не могло». Наступательный порыв решит исход будущих войн, потому что вражеские армии «окажутся бессильными перед сравнительно плохо вооруженным, но полным инициативы, смелым и решительным противником». Красная армия должна прежде всего учиться наступать…
Троцкий говорил, что принятие только наступательной стратегии — авантюризм, непростительная ошибка, которая приведет к колоссальным жертвам. Армия обязана учиться и обороне, к которой придется прибегнуть на первом этапе войны. Возможно и стратегическое отступление, которое позволяет выиграть время для мобилизации и развертывания собственных сил. Он считал, что не надо выдумывать какую-то особую стратегию и тактику, а надо хорошо и планомерно учить красноармейцев и создавать современную боевую технику.
Обо всем этом молчали десятилетиями. Троцкому приписывали какие-то чудовищные глупости, а между тем выяснилось, что он рассуждал разумно и точно — в отличие от «признанного военного стратега» Фрунзе. Предположения Троцкого оказались правильными, как показала Великая Отечественная…
Назначенный военным министром Фрунзе распорядился: «Необходимо поставить работу высших штабов так, чтобы Красная армия могла выполнить свои задачи на любом операционном направлении и в любом участке возможного грядущего фронта. Границы же этого фронта в ближайшую очередь определяются пределами всего материка Старого Света».
Фрунзе доказывал, что Маркс и Ленин учат пролетариат тому, что «нападение, а не защита должно стать лозунгом масс». Михаил Васильевич вообще предлагал искать ответы на все вопросы военного дела у классиков марксизма, хотя в свое время Троцкий пытался ему объяснить, что «нельзя научиться сражаться «по Марксу». Троцкий был образованным марксистом и понимал, что такое марксизм. Фрунзе не понимал и потому требовал учиться у Маркса и Ленина тому, чему они научить никак не могли.
Главная задача Красной армии, объяснял Фрунзе, — это «расширение нашей революции, укрепление диктатуры пролетариата в нашей победившей стране путем этого расширения, путем ее распространения на другие страны». Когда будут соответствующие условия, «пролетарская армия перейдет в решительное наступление».
Фрунзе продолжал утверждать: «Мы рассматриваем отступление как часть наступления… Наступление является лучшим видом обороны… Сторона, держащая инициативу, сторона, имеющая в своем распоряжении момент внезапности, часто срывает волю противника и этим самым создает наиболее благоприятные для себя условия».
В Красной армии утвердилась стратегия наступления, сокрушения врага, как тогда говорили. Война будет быстрой и маневренной. Успех решат скорость и огневая мощь. Кавалерия, танки, авиация, мощная артиллерия создадут такой напор, что сопротивление будет бесполезным. Поэтому бессмысленно учиться обороне. Нужно все силы бросить на обретение превосходства в силах и уничтожить врага первым ударом.
В проекте Полевого устава 1939 года записали: «На всякое нападение врага Союз Советских Социалистических Республик ответит сокрушающим ударом всей мощи своих Вооруженных Сил. Войну мы будем вести наступательно, перенеся ее на территорию противника. Боевые действия Красной Армии будут вестись на уничтожение с целью полного разгрома противника и достижения решительной победы малой кровью».
Цена этому пренебрежению военным искусством станет ясной летом сорок первого.
Но тогда слова Фрунзе нравились генеральному секретарю.
Сам Сталин на пленуме ЦК 19 января 1925 года сказал:
— Если что-то серьезно назреет, то наше вмешательство, не скажу обязательно активное, не скажу обязательно непосредственное, оно может оказаться абсолютно необходимым. Это не значит, что мы должны обязательно идти на активное выступление против кого-нибудь. Это неверно. Если у кого-нибудь такая нотка проскальзывает — это неправильно. Если война начнется, мы, конечно, выступим последними, для того чтобы бросить гирю на чашу весов, гирю, которая могла бы перевесить…
10 марта 1925 года Сталин писал курсантам Нижегородской пехотной школы: «Будем надеяться, что нам удастся превратить нашу Рабоче-Крестьянскую Красную Армию из оплота мира, каким она является теперь, в оплот освобождения рабочих капиталистических государств от ига буржуазии».
Сталинское письмо опубликовали только в феврале 1930 года. Иначе говоря, вождь исходил из того, что советские вооруженные силы — инструмент мировой революции. В апреле 1939 года начальник политуправления Красной армии Лев Захарович Мехлис, недавний помощник вождя, разъяснил подчиненным: в письме Сталина «изложена программа нашей Рабоче-Крестьянской Красной Армии».
Тезис «Лучший вид обороны — это наступление» усиленно пропагандировали армейские политработники, подкрепляя идеи Сталина ссылками на Фрунзе. На XVII съезде партии (зима 1934 года) Сталин говорил, что «дело идет к новой империалистической войне». Он считал, что такая война, как и в 1917 году, приведет к расширению социалистического лагеря:
— И пусть не пеняют на нас буржуа, если на другой день после такой войны недосчитаются некоторых близких им правительств, ныне благополучно царствующих «милостью божией».
В конце 1936 года Сталин пришел к выводу, что социализм в целом уже построен и нужно ставить вопрос о взаимоотношениях Советского Союза и капиталистического окружения. Классовая борьба должна продолжаться и во внешней политике. Сталин напоминал стране, что соседние страны намереваются напасть на СССР, «разбить его или во всяком случае подорвать его мощь и ослабить его».
После убийства ленинградского руководителя Сергея Мироновича Кирова начались массовые аресты. Причем арестованным ставили в вину не только троцкизм или вообще участие в оппозиции, но и обязательно работу на иностранные разведки.
1 октября 1938 года на совещании пропагандистов Сталин по существу распорядился развернуть пропаганду наступательной войны:
— Большевики не просто пацифисты, которые вздыхают о мире и потом начинают браться за оружие только в том случае, если на них напали… Бывают случаи, когда большевики сами будут нападать, если война справедливая, если обстановка подходящая, если условия благоприятствуют… То, что мы сейчас кричим об обороне, — это вуаль, вуаль.
«Красная звезда», главная газета Наркомата обороны, 21 декабря 1938 года писала: «Война СССР против врагов социалистического строя — война особого типа. Самая справедливая из всех справедливых войн, она будет войной наступательной». Главная партийная газета «Правда» писала 9 сентября 1939 года: «Наша борьба далеко еще не окончена. Нам предстоят решающие бои за окончательную победу социализма против капиталистического окружения».
