Самолет был пуст на две трети. Пробоины от пуль в крыльях сочились, как не перевязанные раны.
В те дни Баттамбанг был самым безопасным городом в обломках тонущего архипелага лонноловских владений, последней надеждой и опорой пномпеньского режима. Целый час они тарахтели над районами, которые, как предполагалось, кишели «красными кхмерами», но не видели ни души. Пока они кружили, с рисовых полей раздался ленивый выстрел. Летчик сделал пару символических витков, чтобы избежать попадания, но Джерри было не до того. Он старался заметить до посадки как можно больше наземных ориентиров; где расположены стоянки самолетов, какие взлетно-посадочные полосы используются гражданскими самолетами, а какие – военными; а вон там огорожен колючей проволокой пятачок складов. После приземления их окружил дух пасторального изобилия. Вокруг артиллерийских огневых позиций росли цветы, в воронках от снарядов копошились куры, воды и электричества было в достатке, однако телеграмма до Пномпеня шла целую неделю.
Теперь Джерри действовал очень осторожно. Чутье, подсказывающее, что надо состряпать маскировку понадежнее, говорило в нем сильнее, чем прежде. Достопочтенный Джеральд Уэстерби, наемный писака высшего класса, докладывает об экономике страны, находящейся в осаде. «Когда дорастешь до моего уровня, приятель, начнешь понимать, что для всего, что ты делаешь, нужно иметь уйму веских причин». Джерри, если говорить на жаргоне, «пустил дымовую завесу». В справочном бюро под присмотром нескольких молчаливых мужчин он спросил адреса лучших отелей в городе и записал парочку, а сам тем временем внимательно изучил расположение самолетов и зданий. В аэропорту он блуждал от одного окошка к другому, расспрашивая, каким образом можно по воздуху переправить в Пномпень сводку новостей, но никто не имел об этом ни малейшего понятия. Не прекращая осторожной рекогносцировки, он принялся размахивать кредитной карточкой для оплаты телеграмм и расспрашивать, где расположен дворец губернатора, давая понять, что у него к высокопоставленному лицу чрезвычайно важное дело. Он уже заработал репутацию самого именитого репортера, когда-либо посещавшего Баттамбанг. Тем временем он заметил расположение дверей, помеченных «Для экипажа» и «Посторонним вход воспрещен», местонахождение мужских комнат, и позже, оставшись один, сумел набросать приблизительный план всего вестибюля, особо отметив на нем выходы на огороженную проволокой территорию летного поля. Напоследок он выспросил, кто из летчиков может сейчас находиться в городе. Он, дескать, дружит кое с кем из них, поэтому, если возникнет необходимость, он просто-напросто попросит кого-нибудь переправить сводку новостей. Стюардесса назвала ему несколько имен из общего списка, а Джерри тем временем осторожно перевернул страницу и прочитал весь список до конца. В списке был указан рейс компании «Индочартер», но имени пилота не значилось.
– А что, капитан Андреас все еще летает в «Индочартер»?
–
Le Capitaine qui, monsieur?
– Андреас. Мы обычно звали его Андре. Такой невысокий, всегда ходил в темных очках. Летал в Кампонгчем.
Она покачала головой. В «Индочартер» летали только капитан Маршалл и капитан Рик, сказала она, но капитан Рик разбился. Джерри не проявил интереса к этой новости, но мимоходом выяснил, что «карвер» капитана Маршалла должен вылететь сегодня днем, так значится в сводке, полученной вчера ночью, но свободного пространства для груза нет, все занято, самолеты компании «Индочартер» всегда летают с полной загрузкой.
– Не знаете, где я могу его найти?
– Капитан Маршалл никогда не летает по утрам, месье. Он сел в такси и поехал в город. Лучший отель оказался блохастой развалюхой на главной улице. Улица была узкая и вонючая, типичный центр азиатского города, растущего на волне экономического подъема. Шум стоял оглушительный, гудели едва ползущие «хонды», раздраженно проталкивались сквозь толпу «мерседесы» недавно разбогатевшей верхушки. Не выходя из образа, он снял номер и заплатил вперед, включая «особые услуги», которые означали не что иное, как чистые простыни взамен тех, на которых отпечатались следы предыдущих постояльцев. Таксисту он велел вернуться через час. По привычке он сохранил квитанцию. Джерри принял душ, переоделся и вежливо выслушал коридорного, который рассказал, как нужно влезать в здание после наступления комендантского часа, потом вышел на улицу позавтракать. Было еще только девять утра.
Пишущую машинку и сумку он взял с собой. Других европейцев видно не было. Встречались плетельщики корзин, торговцы кожей, продавцы фруктов, и, разумеется, как всегда, повсюду на мостовой лежали те же бутылки ворованного бензина, ожидая, пока в них попадет снаряд. На дереве висело зеркало. В нем он увидел, как зубной врач вытаскивает зуб у пациента, привязанного к высокому креслу. Зуб с красным корнем был торжественно прицеплен на нитку, знаменовавшую итог дневной работы. Джерри демонстративно записал все эти подробности в блокнот, как и подобает ревностному репортеру, освещающему бытовые темы. В уличном кафе, потягивая холодное пиво со свежей рыбой, он не спускал глаз с обшарпанной конторы под вывеской «Индочартер» на другой стороне улицы и ждал, пока кто-нибудь придет и откроет дверь. Никто не появлялся. «Капитан Маршалл никогда не летает по утрам, месье». В аптеке, специализировавшейся на продаже детских велосипедов, он купил рулон лейкопластыря и у себя в номере приклеил вальтер слева подмышкой – так было гораздо удобнее, чем подвешивать его к поясу. Снарядившись таким образом, неустрашимый журналист отправился создавать себе дополнительную маскировку – иногда в понимании оперативных агентов это означает всего лишь добровольное подтверждение законности своего существования, особенно если тучи начинают сгущаться.
Губернатор жил на окраине города, в доме с верандой и воротами во французском колониальном стиле, и содержал секретариат численностью в семьдесят человек. Огромный бетонный вестибюль вел в приемную, которую никак не могли достроить, и в несколько небольших кабинетов в дальнем углу, в одном из этих кабинетов Джерри, прождав минут пятьдесят, удостоился чести предстать перед крошечной фигуркой чрезвычайно напыщенного камбоджийца в черном костюме, который был поставлен Пномпенем, чтобы отваживать излишне назойливых корреспондентов. Говорили, что он сын генерала и управляет баттамбангским отделением семейного опиумного бизнеса. Письменный стол для него был чересчур велик. Вокруг слонялись несколько человек обслуживающего персонала чрезвычайно сурового вида. На одном из них была форма, усеянная орденскими лентами. Джерри попросил дать ему подробную информацию о положении в стране и в ответ получил перечень сладчайших мечтаний: дескать, коммунистический враг почти разгромлен; серьезно обсуждается восстановление дорожной сети всей страны, туризм в провинциях бурно развивается. Сын генерала говорил медленно, на превосходном французском, и видно было, что ему очень нравится слушать самого себя: во время речи он полузакрыл глаза и улыбался, словно слушал любимую музыку.
– В заключение, месье, осмелюсь сделать вашей стране серьезное предупреждение. Вы американец?
– Англичанин.
– Это все равно. Передайте своему правительству следующее, сэр. Если вы не окажете нам помощь в битве с коммунистами, мы обратимся к русским и попросим их занять в нашей борьбе место, принадлежавшее вам.
