Кро купил орхидеи и баранью печенку. По воскресеньям он всегда так делал, покупая их поочередно то у одного, то у другого лоточника, чтобы не обижать ни одного из конкурентов, и, когда ему не хватало знаний китайского, переходил на свой витиеватый английский язык.
Австралиец нажал кнопку звонка. У Феббы, как и у самого Кро, был домофон. Главное управление в свое время распорядилось, чтобы у всех были стандартные домофоны. Она воткнула веточку вереска в свой почтовый ящик – это было вроде талисмана и одновременно служило сигналом, что все в порядке.
– Привет, – раздался из переговорного устройства женский голос. Он мог бы принадлежать и американке, и китаянке. В нем слышался вопрос: – Да?
– Ларри называет меня Питом, – сказал Кро.
– Проходи, Ларри сейчас у меня.
На лестнице было абсолютно темно и пахло так, словно кого-то недавно вырвало. Каблуки Кро металлически цокали, когда он поднимался по каменным ступеням. У входа он щелкнул выключателем, который должен был на несколько минут включить свет, пока он не дойдет до нужной двери, но свет не зажегся, и пришлось на ощупь подниматься до третьего этажа. В какой-то момент они подумывали о том, чтобы найти для нее квартиру получше, но с отъездом Тесинджера все заглохло, а теперь на это уже нечего было надеяться – более того, в каком-то смысле и сама Фебба уже как бы не существовала.
– Билл, – проворковала она, закрывая за ним дверь, и поцеловала в обе рябые щеки, как обычно хорошенькие девушки целуют добрых дядюшек (хотя она вовсе не была хорошенькой).
Кро вручил орхидеи. Он держался с ней очень внимательно и заботливо.
– Моя дорогая, – сказал он. – Дорогая моя.
Она вся дрожала. Ее жилье состояло из одной комнаты, которая была одновременно и спальней, и гостиной. Здесь же, в уголке, располагались небольшая плита и раковина, а еще небольшая комнатка с душем и унитазом. Больше ничего не было. Кро прошел к раковине, развернул печенку и отдал ее кошке.
– Билл, ты ее балуешь, – сказала Фебба, с улыбкой глядя на цветы.
Он положил на кровать коричневый конверт, но ни тот, ни другой даже слова не сказали.
– Как поживает Уильям? – спросила она, играя произношением его имени.
Кро уже успел повесить шляпу на дверь и теперь наливал виски: неразбавленное – для Феббы, с содовой – для себя.
– А как поживает Феб? Это интереснее. Как ты прожила всю эту долгую и холодную неделю? А, Феб?
Тем временем она привела в беспорядок кровать и бросила на пол ночную сорочку с оборочками и кружевами (по легенде, Фебба – китаянка-полукровка – сожительствовала с этим толстым иностранным дьяволом). В изголовье, над помятыми подушками, висела фотография с видом Швейцарских Альп – казалось, у всех китайских девушек над кроватью висит такая картинка. На тумбочке возле постели стояла фотография ее отца англичанина, единственная которая у нее была: скромный клерк из Доркинга в Сюррее, сразу же по прибытии в Гонконг – круглый воротничок, усы и напряженный, пристальный, слегка сумасшедший взгляд. Кро иногда казалось, что его сначала застрелили, а потом уже сделали фотографию.
– Теперь уже все в порядке, Билл, – ответила Фебба. – Теперь все в порядке.
Она стояла рядом с ним, почти касаясь плечом, и ставила цветы в вазу. Руки у нее сильно дрожали, как обычно по воскресеньям. На ней было серое платье, немного напоминающее военный мундир – какие носят в Пекине, а на шее – золотое ожерелье, полученное ею по случаю десятилетия сотрудничества с Цирком. В нелепом порыве великодушия Главное управление решило заказать его в магазине «Эсприз» в Лондоне, а потом переправить с дипломатической почтой, вместе с письмом, подписанным лично Перси Аллелайном, злосчастным предшественником Джорджа Смайли на его нынешнем посту. Письмо ей разрешили прочитать, но не оставили.
Она хотела отнести вазу на стол, но немного расплескала воду, и Кро взял вазу у нее из рук.
– Эй, в чем дело? Все нормально. Для волнений нет причин, слышишь?
Она постояла еще с минуту, по-прежнему с улыбкой глядя на него, а потом вдруг разрыдалась, не в силах больше сдерживаться, и рухнула на стул. Иногда она рыдала, иногда могла расчихаться, иногда просто очень громко разговаривала и слишком много смеялась, но всегда она словно специально приберегала взрыв, какую бы форму он ни принимал, к его приходу.
– Билл, мне иногда бывает так страшно.
– Я знаю, дорогая, я знаю. – Он сел рядом и взял ее за руку.
– Этот новый парень в отделе очерков. Он так смотрит на меня, Билл, он следит за всем, что я делаю. Я уверена, что он на кого-то работает. Билл, на кого он работает?
– Ну, может быть, он просто немножко в тебя влюблен, – сказал Кро со всей мягкостью, на которую был способен, продолжая поглаживать ее по плечу. – Ты же привлекательная женщина. Ты что, забыла об этом, моя дорогая? Ты можешь произвести неизгладимое впечатление на человека, сама того не желая. – Он говорил притворно строго и по-отечески наставительно. – Ну-ка, признайся, ты ему, наверное, строишь глазки? А еще бывает, женщины вроде тебя иногда кокетничают, сами того не сознавая. Но опытный в таких делах мужчина всегда это заметит, Фебба. Обязательно заметит.
На прошлой неделе это был привратник у входа. Она сказала, что он записывает, когда она приходит и уходит. За неделю до этого – машина, которая постоянно ей везде попадалась, – «опель» зеленого цвета. Трудность заключалась в том, чтобы развеять ее страхи, не усыпив при этом бдительности, потому что когда-нибудь однажды – Кро никогда не позволял себе забывать об этом, – однажды она окажется права. Вытащив из тумбочки у кровати целый ворох исписанных листочков, она начала свой отчет. Это произошло так неожиданно, что Кро просто не успел переключиться. У нее было крупное бледное лицо, которое не было привлекательным ни по европейским, ни по азиатским стандартам. Длинное туловище, короткие ноги и саксонские руки – большие и некрасивые. Она сидела на краешке кровати, и в ней вдруг проглянуло что-то от пожилой почтенной матроны. Чтобы удобнее было читать, она надела толстые очки.
– Кантон присылает студента-комиссара, который должен выступить на собрании членов группы во вторник, – сказала она, – поэтому собрание в четверг отменили, и Эллен Туо еще раз потеряла шанс хотя бы один вечер побыть секретарем.
– Погоди-погоди, не торопись, ради Бога, – взмолился со смехом Кро. – Не на пожар торопимся!
Раскрыв записную книжку и приготовившись писать, он попытался угнаться за ней. Но Феббу трудно было удержать, даже если это пытался сделать Билл Кро, хотя ей когда-то говорили, что он на самом деле полковник или даже еще выше. Ей хотелось покончить со всем этим. Одним из ее постоянных заданий было наблюдение за группой интеллектуалов левого толка, в которую входили студенты университета и журналисты-коммунисты; ей удалось войти к ним в доверие, хотя они и воспринимали ее не совсем всерьез. Она каждую неделю докладывала ему об этой группе, хотя результаты были не очень впечатляющие. А теперь вдруг по какой-то непонятной причине группа начала развивать бурную деятельность.
