– Вы были очень добры, – поблагодарил Смайли, складывая свои бумаги. – Пожалуйста, не беспокойтесь: не надо провожать меня, я сам найду дорогу.
– Ищите, что хотите, – откликнулся мистер Пеллинг, снова возвращаясь к своим прежним шуточкам.
Когда Смайли закрывал за собой дверь, мистер Пеллинг уже снова сидел в своем кресле, делая вид, что полностью поглощен поиском места, на котором прервал чтение «Дейли телеграф».
Запах алкоголя в темном коридоре ощущался сильнее. Прежде чем хлопнула дверь, Смайли насчитал девять шагов – значит, это должна быть последняя дверь слева, самая дальняя от комнаты мистера Пеллинга. Это могла быть уборная, но на уборной висела табличка «Букннгемский дворец, Черный ход». Смайли очень тихо позвал миссис Пеллинг и услышал громкое «Убирайтесь!*. Он вошел в комнату – и оказался в ее спальне. Женщина, развалившись, лежала на кровати со стаканом в руке, перебирая ворох открыток с видами. Сама комната, как и комната ее мужа, была оборудована всем, чтобы существовать, не покидая ее: газовая горелка, раковина с грудой немытых тарелок… Стены увешаны фотографиями высокой молодой женщины, очень хорошенькой, на некоторых она была с мужчинами, на других – одна. Почти все они были сделаны на фоне восточных пейзажей. Пахло джином и кошкой.
– Он никак не желает оставить ее в покое, – сказала миссис Пеллинг. – Это я про Нанка. Так было всегда. Он пытался это изменить, но так и не смог. Понимаете, она ведь очень красивая. – Мать второй раз за день повторила эти слова в качестве объяснения и перекатилась на спину, держа одну из открыток у себя над головой, чтобы прочитать.
– Он может сюда войти?
– Даже если бы вы попытались затащить его сюда силой, у вас это не получится, дорогой мой.
Смайли закрыл дверь, сел на стул и сразу же вынул свою тетрадь.
– У нее есть очень милый и славный китаец, – сказала она, все еще глядя на открытку, которую держала вверх ногами. – Она пошла к нему, чтобы спасти Рикардо, а потом влюбилась. Он стал для нее настоящим отцом, первым настоящим отцом за всю жизнь. В конце концов все закончилось благополучно. Все неприятности. Они позади. Он называет ее Лиза, – сказала она. – Он считает, это ей больше подходит. Забавно, правда? Мы не любим немцев. Мы – патриоты. А теперь он ей подкинул отличную работенку – правда ведь?
– Насколько я понимаю, она предпочитает называть себя Уэрд, а не Уэрдингтон. Вы не знаете, у нее есть какие-нибудь причины для этого?
– Полагаю, она хотела сократить фамилию этого зануды учителишки до минимума, как и его роль в своей жизни.
– Когда вы сказали, что она пошла на это, чтобы спасти Рикардо, вы, конечно, имели в виду, что…
Миссис Пеллинг театрально застонала, как будто ей причинили боль.
– Ох уж эти мне мужчины. Когда? С кем? Почему? Как? В кустах, дорогой мой. В будке телефона-автомата, милый мой. Она купила жизнь Рикардо, заплатив единственной валютой, которая у нее была. Она оказала ему эту честь и потом ушла от него. А что, собственно, вам не нравится? По правде сказать, он был совершенно никчемный человек. – Она взяла еще одну открытку и стала внимательно разглядывать пальмы на пустом берегу. – Моя малышка Лиззи переспала с половиной Азии, прежде чем она нашла своего Дрейка. Но она его нашла. – Вдруг женщина встрепенулась и села, как будто услышала какой-то шум, и очень внимательно посмотрела на Смайли, одновременно приводя в порядок волосы. – Я думаю, вам лучше уйти, дорогой мой, – сказала она все так же тихо и повернулась к зеркалу. – По правде сказать, мне как-то уж очень не по себе от общения с вами. Я плохо выношу, когда вижу вокруг себя честные и достойные лица. Извините, дорогуша, вы ведь понимаете, что я хочу сказать?
В Цирке Смайли потребовалась всего пара минут, чтобы удостовериться в том, что он и так знал. Фамилия Меллон (с двумя «л») – в точности, как говорил мистер Пеллинг, – была официальным оперативным псевдонимом Сэма Коллинза.
ШАНХАЙСКИЙ ЭКСПРЕСС
В воспоминаниях, которые сейчас услужливо подсовывает память участникам тех событии и где не все запечатлелось так, как происходило на самом деле; а так, как удобнее помнить, в связи с этим моментом возникает обманчивое впечатление, что дальше время словно сжалось и события следовали одно за другим почти беспрерывно. Для Джерри пришло и прошло Рождество, отмеченное чередой бесцельных вечеров в клубе иностранных корреспондентов, с большим количеством выпитого. В последний момент он решил отправить Кэт несколько посылок, которые в самые немыслимые ночные часы пришлось завертывать в праздничную оберточную бумагу с рождественскими рисунками.
Дополненный и исправленный запрос о розыске Рикардо был официально передан Кузенам, и Смайли сам отвез его во Флигель, чтобы как можно лучше объяснить все Мартелло. Но из-за рождественской суеты запрос где-то застрял, не говоря о других причинах – приближающемся падении правительств Вьетнама и Камбоджи, и завершил прохождение по инстанциям американских департаментов уже после наступления Нового года (как свидетельствуют даты в досье по «делу Дельфина»). А решающая встреча с Мартелло и его друзьями из ведомства контроля за наркотиками, и подавно, состоялась только в начале февраля. Разумом в Цирке понимали, в каком напряжении из-за этих долгих проволочек живет Джерри, но в атмосфере кризиса, которая по-прежнему преобладала, никто не почувствовал, что это для него значит. И уж тем более никто ничего не сделал, чтобы облегчить это бремя. В этом некоторые тоже могут обвинить Смайли (в зависимости от того, какую позицию они занимают), хотя трудно представить себе, что еще он мог бы сделать, только что не отозвать Джерри в Англию. Тем более что Кро продолжал слать радужные донесения о его самочувствии и настроении.
На шестом этаже все работали на износ, и Рождество прошло почти незамеченным, если не считать не слишком удавшегося праздника в полдень двадцать пятого и небольшого перерыва чуть позже, когда Конни и «мамаши» через все громкоговорители по случаю Рождества включили речь королевы, чтобы устыдить еретиков вроде Гиллема и Молли Микин, которых речь привела в состояние буйного веселья (потом они в коридоре не очень успешно пытались изображать королеву).
Официальное возвращение Сэма Коллинза в не очень внушительные ряды сотрудников Цирка произошло в по-настоящему морозный день в середине января. В этом событии присутствовали и забавная, и смутно тревожная сторона. Забавная состояла в том, что его арестовали. Он прибыл ровно в десять утра в понедельник на этот раз не в смокинге, а в элегантном сером пальто, с розой в петлице. Он выглядел неправдоподобно молодо. Но Смайли и Гиллема не было, они уехали на совещание с Кузенами, и ни охранникам на входе, ни «домоправителям» никто не оставил никаких инструкций, поэтому они заперли Сэма в подвале и он просидел там три часа, дрожа от холода и кипя от злости, пока не вернулся Смайли и не подтвердил, что теперь он работает здесь. Кроме того, с комнатой, которую ему отвели, тоже вышла комедия. Смайли распорядился выделить ему кабинет на пятом этаже, рядом с Конни и ди Салисом, но Сэм и слышать об этом не желал – он хотел сидеть на шестом. Он считал, что это больше соответствует его нынешнему статусу «координатора». И бедным охранникам, словно китайским кули, пришлось на своем горбу таскать мебель вниз и вверх по лестницам.
