Глава 8
Он стоял в начале проспекта, глядя на березы, которые, словно отступающая армия, рядами уходили вдаль, в туман. Темнота нехотя уступила место мраку. Вообще-то сумеркам пора бы уже спуститься: в деревне в старых домах сейчас пьют чай. Уличные фонари по обе стороны от Смайли, словно жалкие свечи, ничего не освещали в теплом и тяжелом воздухе. Смайли ожидал, что еще увидит тут полицию и огражденное веревками место, журналистов или хотя бы зевак. «Да ничего вообще не случилось, – буркнул он себе под нос, медленно двинувшись вниз по склону. – Не успел я уехать, как Владимир весело поднялся на ноги с палкой в руке, стер с лица страшный грим и отправился со своими приятелями-актерами выпить пивка в полицейском участке».
«С палкой в руке, – повторил про себя Смайли, вспомнив то, что сказал ему старший инспектор. – В левой руке или в правой?» «На его левой руке тоже следы желтого мела, – доложил ему уже в фургоне мистер Мэрготройд, – на большом и на двух первых пальцах».
Смайли пошел по проспекту, и темнота сомкнулась за ним, туман сгустился. Шаги его оловянным эхом звучали впереди. Ярдах в двадцати сверху костром в собственном дыму догорало бурое солнце. Но тут, в низине, стоял холодный туман, и Владимир был окончательно мертв. Смайли увидел следы шин, где стояли полицейские машины. Он отметил отсутствие листьев и неестественную чистоту гравия. «Что они тут понаделали? – подивился он. – Полили гравий из брандспойта? Соскребли листья в пластиковые мешки?»
Усталость сменилась какой-то новой, необъяснимой ясностью ума. Он все так же вышагивал по проспекту, желая Владимиру доброго утра и доброй ночи и вовсе не чувствуя себя при этом дураком, напряженно думая о канцелярских кнопках, и о мелках, и о французских сигаретах, и о Московских правилах и выглядывая железный сарай у спортивного поля. «Рассматривай все последовательно, – скомандовал он себе. – С самого начала. Оставь сигареты – пусть лежат в шкафчике». Он дошел до перекрестка и, миновав его, стал подниматься в гору. Справа появились стойки ворот, за ними – павильон из зеленого гофрированного железа, судя по всему – пустой. Смайли пошел через поле – в ботинки тут же начала просачиваться вода. За павильоном оказался крутой голый склон – земля здесь вся была исцарапана следами от досок, на которых дети спускаются вниз. Смайли поднялся по откосу, вошел в рощицу и продолжал карабкаться вверх. Странно, но туман осел только в низине, на выступе его вообще не было. По-прежнему – ни души. Смайли повернулся и через рощицу зашагал к павильону. В этом всего-навсего железном сарае, открытом со стороны поля, из обстановки была только грубо сколоченная деревянная скамья, исцарапанная, с вырезанными ножом надписями; единственное живое существо растянулось на скамье, накрывшись с головой одеялом, из-под которого торчали коричневые сапоги. На мгновение утратив самообладание, Смайли со страхом подумал, не размозжено ли у него лицо тоже. Крышу поддерживали стропила; унылые зеленые стены с отслаивающейся краской оживляли высокоморальные изречения: «Шпана – элемент разрушительный. Такие люди не нужны обществу». Смайли на секунду задумался. «О нет, нужны, – захотелось ему возразить, – ведь общество – это конгломерат меньшинств». Канцелярская кнопка, как и говорил Мостин, оказалась на месте, как раз на уровне головы – в соответствии с лучшими традициями Саррата; медная головка этой штуковины была столь же новенькой и непримечательной, как и молодой человек, всадивший ее в дерево.
«Следуйте к месту встречи, – гласила кнопка, – опасности не замечено».
«Московские правила», – снова подумал Смайли. Москва, где агенту требуется три дня, чтобы заложить письмо в тайник. Москва, где все, кто в меньшинстве, – шпана.
«Передайте Максу, что у меня есть два доказательства и я могу их принести».
Меловая отметина Владимира о том, что сообщение понято, вилась желтым червем от кнопки вниз по столбу. «Возможно, старик беспокоился, не пойдет ли дождь», – подумал Смайли. Возможно, он боялся, что дождь смоет его отметину. А возможно, в волнении и по недосмотру чересчур нажал на мелок, как по недосмотру оставил свою норфолкскую куртку валяться на дне шкафа. «Встреча или вообще ничего, – сообщил он Мостину. – Сегодня вечером или никогда... Передайте Максу, что у меня есть два доказательства и я могу их принести».
Тем не менее только человек настороженный обратит внимание на эту отметину, какой бы толстой ни была линия, или на блестящую кнопку, и даже такой человек не удивится этому, ибо на Хэмпстедской пустоши люди без конца оставляют друг другу записки и послания и далеко не все они шпионы. Случается, это дети, случается – бродяги, случается – верующие или организаторы походов с благотворительными целями, а то кто-то потерял собаку или кошку или же кто-то ищет особой любви и чувствует потребность объявить об этом с высоты холма. И никоим образом не всем разворачивают лицо выстрелом в упор из орудия, применяемого для убийства Московским Центром.
И с какой же целью? В Москве – в ту пору, когда Смайли со своего места в Лондоне отвечал за Владимира, – этот метод применяли в отношении агентов, которых следовало убрать в одночасье, – сухие ветки в любой момент могут упасть на дорогу никогда не заказанную, чтобы стать для них последней. «Не вижу опасности и следую, согласно инструкции, к условному месту встречи», – гласило последнее – и роковым образом ошибочное – послание живого Владимира.
Выйдя из павильона, Смайли прошелся немного назад той же дорогой, которой пришел сюда. И при этом старательно восстанавливал в памяти, словно черпал из архива, слова старшего инспектора о последнем пути Владимира.
* * *
– Эти галоши нам просто Богом посланы, мистер Смайли, – заявил старший инспектор. – Марки «Норт бритиш сенчури», с ромбовидным узором на подошве, сэр, почти не ношенные, да такой след нетрудно отыскать даже в толпе на футбольном матче, если б понадобилось!
– Я перескажу вам разрешенную версию. – Он говорил быстро, так как времени было мало. – Готовы слушать, мистер Смайли?
Смайли подтвердил.
Старший инспектор переменил тон. Беседа – одно дело, точные данные – другое. Излагая, он в подходящий момент освещал своим фонариком мокрый гравий на огражденном участке «Лекция с волшебным фонарем, – заметил про себя Смайли, – в Саррате я бы это записывал».
– Вот он спускается по склону, сэр. Видите? Шаг нормальный, носок и пятка равномерно вдавливаются, скорость нормальная, все как надо. Видите, мистер Смайли?
Мистер Смайли видел.
– И следы от палки в правой руке, вон там, сэр, видите?
Смайли видел, что у каждого второго отпечатка ноги палка с резиновым наконечником оставляла круглую вмятину.
– Но когда в него стреляли, палка, конечно же, оказалась в левой руке, верно? Вы это тоже видели, сэр, я заметил. Случайно, не знаете, какая нога была у него плохая, сэр, если была?
– Правая, – ответил Смайли.
– А-а. Тогда, значит, он и палку обычно держал справа. Сюда вниз, прошу вас, сэр! Он шел по-прежнему нормально, отметьте, пожалуйста, и здесь, – добавил офицер, нескладно построив фразу, что случалось с ним редко.
